Читать книгу "Фатальная ошибка - Джон Катценбах"

Я кивнул. Этому я верил. Он откинулся на стуле, посмотрел в сторону камеры наблюдения, загасил окурок и, вытащив из кармана рубашки мятую пачку, раскурил еще одну сигарету.

— Неистребимая привычка, — сказал он, выпустив дым изо рта. — Говорят, от нее труднее отделаться, чем от пристрастия к героину или крэку. — Он рассмеялся. — Тут прямо наркоманом станешь. — О’Коннел уставился через стол на меня. — А вы когда-нибудь испытывали непреодолимую тягу к чему-нибудь или кому-нибудь?

Я ничего не ответил, предоставив ему истолковывать мое молчание по его разумению.

— Так знайте, я не убивал своего отца, нет, — произнес он сухо с самодовольной ухмылкой. — Они осудили не того человека.

Я должен был передать информацию.

Она, несомненно, хотела этого, и мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что она имела в виду.

Я подъехал к дому и вылез из машины. Зной к середине дня усилился. В такую жару крутить колеса инвалидного кресла, должно быть, особенно тяжело.

Я постучал в дверь и, на шаг отступив, стал ждать. Яркие цветы выстроились в саду правильными рядами, как воины на параде. Послышался скрип колес на деревянном полу, и дверь распахнулась.

— Мистер Гудвин? Не знаю, помните ли вы меня. Я приходил к вам несколько недель назад.

— Конечно помню, — улыбнулся он. — Вы писатель. Не думал, что увижу вас еще раз. Что, появились еще какие-нибудь вопросы?

Молодой человек улыбался. Я обратил внимание на некоторые изменения, происшедшие со времени моего прошлого визита. Прическа была еще более пышной и косматой, выемка на лбу, куда пришелся удар металлической трубой, казалась менее глубокой и была лучше скрыта свисающей челкой. Кроме того, он начал отращивать бороду, что придавало ему решительный вид.

— Как у вас дела? — спросил я.

Гудвин махнул рукой в сторону своего кресла:

— Спасибо, делаю кое-какие успехи, мистер писатель. Память возвращается ко мне. То, как на меня напали, я не помню — и вряд ли вспомню когда-нибудь. Но школа, колледж, прочитанные книги — все это постепенно всплывает в памяти. Так что я смотрю в будущее более-менее оптимистично, насколько это возможно. Может быть, что-то меня еще ждет впереди.

— Это хорошо. Это просто замечательно!

Он улыбнулся, немного поерзал в кресле, уравновешивая его, и спросил:

— Но вы ведь приехали ко мне не для того, чтобы справиться о здоровье?

— Нет, не для того.

— Вы узнали что-нибудь о нападении на меня?

Я кивнул. Его шутливое, беспечное настроение сразу исчезло, он подкатил вплотную ко мне и требовательно спросил:

— Что? Скажите мне! Что вы выяснили?

Я колебался. Я понимал, что я, возможно, делаю. Наверное, примерно то же самое чувствует судья, услышав вердикт присяжных. Пора выносить приговор.

— Я знаю, кто на вас напал.

Я замолчал, ожидая, какую это вызовет реакцию. Она последовала немедленно. В глазах молодого человека пробежала какая-то тень, которая, казалось, заполнила все пространство между нами. Черная тьма и холодная ненависть. Рука его задрожала, он сжал губы:

— Вы знаете, кто сделал это со мной?

— Да. Но проблема в том, что эту информацию нельзя сообщить полиции, на ней нельзя построить дело, она не дает возможности подать в суд.

— Но вы знаете? — Голос его звучал с пронзительной настойчивостью. — Вы уверены?

— Да, я уверен на все сто процентов. Нет никаких сомнений. Но, повторяю, это не такая информация, которую могла бы использовать полиция.

— Скажите же! — Гудвин почти прошептал это, но в голосе его слышался какой-то первобытный, пугающий приказ. — Кто это был?

Я достал из портфеля копии снимков Майкла О’Коннела, сделанных тюремным фотографом, и отдал ему. Кэтрин сказала, что поведала мне эту историю по двум причинам. Это была вторая из них.

— Это он?

— Да.

— Где он?

Я отдал ему также листок бумаги:

— Он в тюрьме. Тут его адрес, присвоенный ему в тюрьме номер, некоторые сведения о вынесенном ему приговоре и предположительная дата первого слушания дела о возможности его досрочно-условного освобождения. Это будет еще не скоро, тем не менее полезно ее знать, как и телефон, по которому можно будет выяснить дополнительную информацию, если это понадобится.

— Но вы уверены? — спросил он еще раз.

— Да. Абсолютно.

— Почему вы сообщаете мне все это?

— Я считаю, что вы имеете право это знать.

— А как вы это узнали?

— Этого я не могу вам сказать.

Помолчав, молодой человек кивнул:

— О’кей. Я догадываюсь. Ну что ж, это справедливо.

Уилл Гудвин посмотрел еще раз на фотографию и на листок бумаги со сведениями:

— Там, в тюрьме, наверное, тяжелая обстановка?

— Да, там несладко.

— Я думаю, с человеком может случиться там все, что угодно.

— Да. Могут убить из-за пачки сигарет. Он сам сказал мне это.

— Да, — кивнул Гудвин, — это нетрудно себе представить. — Он посмотрел в сторону и добавил: — Тут есть над чем подумать.

Я собрался уходить, но на минуту задержался. Голова у меня слегка кружилась, и было ощущение, что поднялась температура. Я спросил себя, как назвать то, что я сейчас сделал.

Молодой человек застыл в кресле, мышцы его рук были напряжены.

— Благодарю вас, — произнес он медленно и отчетливо, в каждом слове слышался отзвук жестокости, от которой он пострадал. — Благодарю вас за то, что вспомнили обо мне и передали мне это.

— Ну, я пошел, — сказал я. То, что я сделал, было необратимо.

— Еще один вопрос, — остановил он меня.

— Да?

— Вы знаете, почему он это сделал?