Читать книгу "Пакт - Полина Дашкова"

Известие о том, что польское правительство отвергло предложение Риббентропа и никаких пактов с немцами против СССР заключать не будет, товарищ Сталин принял равнодушно и опять спросил о Шнурре.

В марте Гитлер вновь открыл пасть, но не стал ждать, когда кто-нибудь сунет туда очередной кусок, а принялся быстро доедать остатки Чехословакии. Демократические правительства возмущались, протестовали, подписывали коллективные декларации, предлагали созвать конференцию, собраться на совещание и через наркома Литвинова приглашали товарища Сталина во всем этом участвовать.

3 апреля французы передали Литвинову документ, добытый их разведкой. Распоряжение начальника верховного командования вооруженных сил Германии Кейтеля.

«Относительно плана „Вейс“ фюрер распорядился о следующем: разработка плана должна проходить таким образом, чтобы осуществление операции было возможно в любое время, начиная с 1 сентября 1939 года».

Кодовое слово «Вейс» означало нападение на Польшу.

Французские и английские представители явились в Москву, хотели заключить договор о взаимопомощи против Гитлера. Сталин поручил Ворошилову говорить с капиталистами. Не позвали Сосо в Мюнхен, вот пусть теперь беседуют с Климом.

Кроме Кагановича, последним евреем на высоком руководящем посту оставался Литвинов. Сосо долго думал и, наконец, догадался, почему не летит Шнурре. Он снял Литвинова, назначил наркомом иностранных дел Молотова и приказал ему поскорее очистить наркомат от всех оставшихся евреев.

Через несколько дней посол Шуленбург известил Молотова, что советник Шнурре теперь готов прилететь на переговоры. Сосо велел Молотову напомнить немцам, как они сильно обидели его в январе, и передать Шуленбургу, что советское правительство согласится возобновить торговые переговоры только после того, как будет создана политическая основа. Шуленбург просил объяснить, какой смысл вкладывает господин Молотов в выражение «политическая основа», но товарищ Молотов не мог объяснить. Насчет смысла товарищ Сталин указаний ему не дал.

Хладобойщик Мерекалов был отозван в Москву и назначен директором Научного института мясной промышленности. В Берлине уже вовсю шли переговоры с новым поверенным, Георгием Астаховым[17]. Он свободно владел немецким, был опытным дипломатом. Он внятно объяснил немцам смысл выражения «политическая основа».

От Астахова летели шифротелеграммы, дипкурьеры привозили толстые пакеты с развернутыми отчетами. Предложения немцев становились все конкретнее и заманчивее.

– Ну пусть он посмотрит на карту, – говорил Карл Рихардович во время их вечерних прогулок по московским бульварам. – Австрия, Чехословакия, Польша, Россия. Зачем ему война? Он только внутри своей сказки великий и всемогущий. Война это реальность, границы сказки рухнут.

– Сосо уже не понимает, что у его сказки есть границы, – отвечал Илья. – Для него сказка стала былью.

Однажды майским утром 1939 года Илья пришел на службу, достал из сейфа бумаги и разложил на столе. Дверь открылась. Александр Николаевич Поскребышев сделал несколько неверных шагов, рухнул в старое скрипучее кресло напротив стола. Толстые потрескавшиеся губы шевелились, Илья услышал хриплый шепот:

– А ведь он бьет меня! Схватит вот так за волосы, и мордой, мордой об стол.

«За волосы… – изумленно повторил про себя Илья. – Нет ни волоска, сколько его знаю, всегда лысый, голова гладкая, как бильярдный шар. Может, в святилище, в кабинете Инстанции, у него вырастает специальный чуб, чтобы Сосо мог схватить и мордой об стол?»

Илья налил воды, поднес к губам Поскребышева стакан. Александр Николаевич глотнул, уронил лицо на скрещенные руки, зарыдал тихо и страшно. По рукаву пиджака расползалось мокрое пятно. Илья достал из кармана платок, шепотом позвал:

– Александр Николаевич!

Поскребышев медленно поднял лицо, взял платок, вытер слезы, высморкался, выпил еще воды, прохрипел:

– Да, все, все… дай папиросу.

Илья закурил вместе с ним. Сквозь дым они молча смотрели друг другу в глаза. Илья ждал обычного матерного залпа в портрет Хозяина, однако на этот раз Поскребышев не повернулся в сторону портрета, не произнес ни одного ругательства. Когда он заговорил, голос звучал спокойно, ровно.

– Бронку взяли.

Жена Поскребышева, Бронислава, была красавица, моложе его на пятнадцать лет. Полтора месяца назад у них родилась дочь Наташа. Илья знал, что родного брата Брониславы, врача кремлевской больницы Михаила Металликова, взяли еще в феврале тридцать седьмого. Сестра жены Металликова была замужем за сыном Троцкого.

– Исчезла Бронка. Я позвонил Берии. Он говорит: откуда я знаю? Может, с любовником сбежала, нашла кого покрасивше. Поиздевался всласть, потом сказал: задержана. Я к Хозяину, а он… – Поскребышев зажмурился, опять замотал головой. – Он, конечно, посочувствовал и говорит: ничего не могу, это дело НКВД. Да ты не беспокойся, Саша, мы найдем тебе новую жену…

Бронка, Бронюшка, за брата ходила просить Берию, все не может смириться… Молоко для Наташки сцедила в бутылочку и ушла, няньке сказала, вернусь скоро. Ну как думаешь, Крылов, может, отпустят, а?

Существо из ритуальной реальности, жрец сталинского культа, никогда бы не задал такого глупого человеческого вопроса. На такие вопросы в ритуальной реальности всегда один ответ[18].

Поскребышев не ждал от спецреферента Крылова лживых утешений. Глупый вопрос был всего лишь последним всхлипом в приступе рыданий. Кроме младенца Наташи, на руках Александра Николаевича остался еще один ребенок, пятилетняя дочь Брониславы от первого брака.

– Платок позаимствую у тебя, – произнес Поскребышев и тяжело поднялся. – Ты вот что, немца своего этого, Штерна, предупреди, Хозяин скоро опять вызовет его. Справка по торговым договорам готова?

– Конечно, Александр Николаевич, – Илья достал из сейфа папку, протянул, – вот, возьмите.

– Все проверил?

Лицо Поскребышева уже скрылось под обезьяньей маской суровой деловитости, но глаза еще жили. Когда он взял папку из рук Ильи, прошептал:

– Твою не тронет, главное, с детишками не спешите, пока на сцене пляшет, не тронет, понял? Вот пусть молча пляшет, и все.

Оставшись один, Илья распахнул окно, было трудно дышать.

Два года назад на премьере «Аистенка» Сосо улыбался и хлопал, когда Маша крутила свои фуэте. Теперь, кроме Аистенка, она танцевала на сцене Большого Куклу в «Щелкунчике», Зарему в «Бахчисарайском фонтане», Суок в «Трех толстяках», репетировала сразу несколько партий в новой постановке «Конька-Горбунка».