Читать книгу "Белый фрегат - Наталия Осояну"

Вот и три дня назад он не проявил ни малейшего любопытства, когда в северной части Сармы вдруг раздался страшный грохот, словно выстрелили из заряженных звездным огнем пушек, коих в маленьком провинциальном городишке отродясь не бывало. Ну, громыхнуло и громыхнуло, подумаешь. Тако и Унаги как раз перетаскивали из портового склада в трюм «Верной» ящики с товаром, который подрядились отвезти в Огами, раз уж Меррская мать, за что-то рассердившись на сармийцев, наслала на них холодные течения, прогнавшие всю мало-мальски ценную рыбу. Тако утомился – возраст, что поделать… и, присев на один из ящиков, достал свою любимую трубочку. Он знай себе курил и грел на солнышке старые кости, а мимо шли люди, переговариваясь о случившемся. Через некоторое время в сетях, которые Тако раскинул, запуталось достаточно слов, чтобы он во всем разобрался, не сходя с места.

Взорвалась, разумеется, Башня – об этом рыбак догадался и без подсказок, потому что в Сарме не было жилища, чей хозяин занимался бы более странными и темными делишками (в городе контрабандистов это означало скорее комплимент, чем приговор, но только не в смутные времена). Лейст Крейн – так звали владельца Башни – был вороном-алхимиком, а это означало, что все его уважали и боялись, но испытывали примерно столько же теплых чувств, сколько красноперая крылатка испытывает к сковороде, на которой ее собираются зажарить. Вороны вели себя с людьми гораздо приветливее, чем прочие небесные дети, магусы, – они не зазнавались, не издевались попусту, помогали чем могли и брали за помощь разумную плату. Хотя вблизи от людей жили только птицы с самых нижних жердочек, а то и вовсе бескрылые, – пресловутый Лейст Крейн принадлежал к боковой ветви раскидистого вороньего древа, довольно хилой и не пользовавшейся особым влиянием ни в семье, ни в Империи, – земные дети все равно были многим обязаны алхимикам. Но любовь, как известно, штука сложная, а ее младшая сестра – привязанность – ничуть не проще, и потому никто Лейста Крейна не жалел. Ворону – вороново.

С его учеником дела обстояли лишь самую малость получше.

Мальчишка появился в Сарме несколько месяцев назад, и Тако даже успел с ним как-то раз столкнуться на рынке. Кристобаль – так его звали – был худым и нескладным, точно вывалившийся из гнезда птенец, и очень нелюдимым. Он проводил в Башне едва ли не больше времени, чем сам Лейст Крейн, ни с кем из портовых сорванцов не свел знакомства, и оттого никто из сармийцев понятия не имел, откуда у ворона вообще взялся ученик и чему он учится в Башне. Имя – вот и все, что они про него знали, да еще имелась забавная примета, в правдивость которой Тако не верил, пока сам не увидел: правый глаз Кристобаля был синего цвета, а левый – зеленого.

Левый глаз теперь заплыл, запекшаяся кровь склеила веки. «Уцелел или нет? – подумал Тако, почесывая в затылке. – Если нет, то даже лучше. Жить можно. Одноглазых немало, а вот разноглазые – большая редкость. К кракену такую примету, в самый раз для объявления о награде… тьфу!»

Ход собственных мыслей не понравился старому рыбаку, и он нахмурил брови.

– Говорят, к Крейну заплыли три рыбки в черном, – проговорил Унаги негромко, словно опасаясь, что кто-то их услышит. «Утопленника» он при этом без особых усилий продолжал держать на вытянутых руках. – Они ушли – и Башня рванула, словно ее напичкали звездным огнем… Думаешь, это были цепные акулы?

– Кто ж еще? – мрачно отозвался Тако. – А теперь мы с тобой растопырим плавники и станем ждать, кто первый подплывет, разинув пасть…

– Эй-эй, не гони волну! – воскликнул Унаги, впервые повысив голос на старшего товарища. – Ты ведь сам знаешь: что в море случилось, то в море осталось. Только вот… мне как-то жаль отправлять мальчишку к крабам. Он ведь чудом выжил. Может, Эльга уберегла?

– Эльга, как же! – фыркнул Тако. – Уж скорее сам Великий Шторм.

У него теперь не осталось сомнений, что этот Кристобаль – магус.

Высшие силы – Светлая Эльга, многочисленные боги, в которых сами магусы верили и не верили, а может, и Великий Шторм собственной персоной – щедро наделили небесных детей самыми разными подарками, но если их особенным дарам мало кто завидовал всерьез, ибо с тем же успехом можно было завидовать солнцу или луне, то вот железное здоровье магусов и жизненный срок, стремящийся чуть ли не к бесконечности, уже три тысячи лет заставляли детей земли скрипеть зубами, тоскливо вздыхать и ронять горькие злые слезы от бессилия пред ликом судьбы, отсчитывавшей их собственные года, дни и минуты с видом сквалыги-ростовщика. Эльгиниты усердно воспитывали в прихожанах смирение, но слушали их только те, кому редко приходилось встречаться с магусами. То есть считаные единицы.

– Шторми твою мать, я не хочу неприятностей, – сказал Тако. – Я всего лишь… рыбак. Как и ты. Понимаешь, чем это может закончиться? Когда цепные акулы пронюхают, что случилось, они придут за нами… или сразу же пришлют щупачей. Тебе очень хочется, чтобы кто-нибудь поковырялся в твоей башке и узнал обо всем, что там спрятано?

– Если мы его бросим, он угодит прямиком на Крабьи луга… – гнул свое Унаги. – От трех дней в море без еды и воды даже магус подохнет, и не сомневайся…

– Да знаю я, знаю! – раздраженно воскликнул старый рыбак. – В моей груди – живое сердце, а не выеденный моллюск! Опусти его на палубу, медузий сын, ему же больно!

Унаги с непривычной и трогательной аккуратностью положил свой «улов» на палубу «Верной», а та, мгновенно выпустив из основания мачты невидимое щупальце, самым кончиком потыкала мальчишку, который по-прежнему был без сознания. Раз-другой… Что же ее так заинтересовало? Кристобаль казался мертвым – лишь особое чутье нашептывало Тако, что несчастный юный магус все еще дышит, что сердце его пока что не перестало биться. «Бедняга…» – подумал старик, смягчаясь, и вдруг заметил кое-что весьма неожиданное.

– Ого, – растерянно проронил он и прищурился. – Интересный нарисовался курс. Так вот как ты выжил, птенчик…

– Чего-чего? – спросил Унаги.

Вместо ответа Тако рванул к правому борту и взмахом руки поманил помощника за собой.

Совсем рядом с «Верной» обнаружился фрегатик длиной в три локтя, с чуть великоватым парусным плавником и огромными разноцветными глазами – зеленым левым и синим правым. Существо до смешного усердно работало всеми прочими плавниками, стараясь не отстать от «Верной», такой большой, такой сильной… и чуть-чуть сердитой. Так сердится, пряча истинные чувства, увядающая прелестница при виде молодой девицы, еще толком не осознавшей силу своей красоты.

Душесвязь между юным живым фрегатом и лежавшим на палубе мальчишкой казалась слабой, едва заметной, но Тако знал, что на самом деле она крепче всего, что только можно себе вообразить. Ни огнем, ни мечом ее не взять.

Совсем как истинную дружбу. Или любовь.

* * *

В маленьких портах чужаков не жалуют.

Право слово, ничего удивительного. В городишках, где все жители знают друг друга с детства, незнакомцев считают опасными. Приходится соблюдать осторожность, если хочешь сохранить голову на плечах, особенно если где-то не столь далеко идет война, и даже те, у кого есть все на свете, кроме крыльев, не могут с уверенностью утверждать, что на следующее утро проснутся в своих постелях, а не в Небесных садах или – кто его знает? – посреди Крабьих лугов.