Читать книгу "Шайка воров с Уолл-стрит - Джеймс Стюарт"

Goldman, Sachs, напротив, продолжала стоять за Фримена горой, хотя сделанное ею новое заявление имело более нейтральную формулировку, чем предыдущее. «Мы знаем его и доверяем ему, – говорилось в заявлении о Фримене. – На основании всего того, что нам известно в настоящее время, мы по-прежнему считаем, что он не нарушал закон».

GE объяснила принятые ею меры тем, что они согласуются с проводимой в компании политикой временного отстранения служащих, которым предъявлено обвинение. Кроме того, временное отстранение Уигтона отражало ту точку зрения руководства GE, которое, в сущности, не имело четкого представления об Уигтоне и Тейборе, что государственное обвинение, вероятно, право в том, что те не могли не знать о получении Сигелом извне внутренней информации. Тем не менее отказ фирмы от поддержки Уигтона многих в Kidder, Peabody привел в ярость – особенно тех, кто до сих пор переживал утрату фирмой независимости в составе гигантской промышленной корпорации. На невозмутимого Уигтона тактика GE не подействовала. Раздосадованный утратой поддержки со стороны фирмы, он, однако, держался стойко и настаивал на своей невиновности.

Ропот в Kidder, Peabody, вызванный известными событиями, не шел, однако, ни в какое сравнение с тем взрывом негодования, что последовал через месяц. 12 мая двое обвинителей, в ведении которых находилось дело, – явно удрученный Картушелло и еще один помощник федерального прокурора, Джон Макинэни, – предстали перед назначенным на дело судьей Луисом Л. Стэнтоном и заявили, что им требуется дополнительное время для подготовки к процессу. Макинэни признал, что обвинение, похоже, «проявило недальновидность» и поторопилось с нашумевшими арестами, и добавил: «Нас могут обвинить в продолжении судебного дела без достаточных на то оснований».

Это было сенсационное признание в неверном суждении в критическом положении, относящееся не только к данному делу, но и к другим текущим расследованиям, в том числе и по делу Милкена. Обычно об отсрочках просит защита; но на сей раз адвокаты, понимая, что промедление им невыгодно, возражали против любых задержек. На следующий день после ходатайства обвинения судья Стэнтон принял сторону обвиняемых, сославшихся на Шестую поправку, дающую право на безотлагательное рассмотрение дела судом, и отклонил ходатайство. Представитель Джулиани сказал репортеру «Уолл-стрит джорнэл»: «Я бы не назвал это провалом». Но было очевидно, что у обвиняемых и их сторонников есть повод для ликования.

Федеральная прокуратура оказалась перед непростым выбором. Идти ли напролом и судить обвиняемых или рассмотреть вариант, который многим казался невероятным, и выйти из дела, подав ходатайство о прекращении производства по обвинительному акту? На Сент-Эндрюс-плаза шли ожесточенные дебаты. Решение произвести аресты приняли не Картушелло и Макинэни, но они были твердо убеждены, что обвинение просто обязано выйти на судебный процесс. Особенно рьяно отстаивал свою позицию Картушелло, боец старой закалки, за долгие годы работы в прокуратуре впитавший в себя традиции, господствовавшие при предшественниках Джулиани. В эти традиции едва ли входили поспешные аресты, но, коль скоро обвиняемые оказались в унизительном положении, Картушелло уважал их право на скорейшее устранение угрозы, нависшей над их репутацией.

Решимость помощников федерального прокурора довести дело до суда объяснялась не только соображениями профессиональной этики. И тот, и другой были уверены, что дело имеет неплохие шансы на успех и может быть выиграно без особых затруднений. Они считали, что из Сигела получится превосходный, заслуживающий доверия свидетель обвинения. Они располагали обильными подтверждениями его заявлений в объемистых отчетах о сделках, изъятых из офисов Kidder, Peabody и Goldman, Sachs. Но у них не было надежного подкрепляющего свидетеля. Ни один прокурор не обрадуется перспективе выйти на процесс с единственным свидетелем, особенно с таким, который совсем недавно признал себя виновным в тяжких уголовных преступлениях.

Оппонентом Картушелло и Макинэни был начальник уголовного отдела Говард Уилсон. Он утверждал, что обвинение не должно рваться вперед, усугубляя последствия допущенного просчета. Его позиция, возможно, диктовалась и другими соображениями. Частью работы Уилсона была защита его босса, Джулиани, и политического будущего Джулиани. За спиной у Джулиани был целый ряд громких успешных дел, включая осуждение лидера демократов от Бронкса Стэнли Фридмена – дело, которое поглощало его внимание во время заключения сделки о признании вины с Боски; он был прокурором на процессе, и ему пели дифирамбы. Сделка с Боски и применение суровых мер к Уолл-стрит сделали его еще более популярной фигурой. В данной ситуации Уилсон имел все основания полагать, что Джулиани приведет его вслед за собой в резиденцию мэра Нью-Йорка или губернатора штата. Отзывы о нем в прессе были почти исключительно хвалебными. И что в сложившейся ситуации было для Уилсона хуже: прекращение дела до отдаленного повторного вынесения обвинительного акта, когда Джулиани, может статься, уже не будет окружным прокурором, или не сулящий ничего хорошего проигрыш дела летом того же года, вина за который будет возложена на Джулиани?

Оставалось узнать мнение Карберри. Аресты были его идеей. Он верил в успешный исход дела. Кроме того, ему, многоопытному сотруднику прокуратуры, не хотелось вступать в конфронтацию с помощниками босса, на которых лежала прямая ответственность за производство предварительного следствия. Он сделал ставку на Картушелло и Макинэни, порекомендовав Джулиани довести дело до судебного разбирательства.

Перед Джулиани стояла сложная дилемма. Отвергнуть предложение начальника отдела мошенничеств означало дискредитировать Карберри. Но Джулиани поддержал инициативу Карберри об арестах, и последствия были катастрофическими. Джулиани встал на сторону Уилсона и поручил помощникам подготовить ходатайство о прекращении дела.

К полудню следующего дня уже ходили слухи, что государственное обвинение собирается прибегнуть к чрезвычайной мере – прекратить производство по делу. Ракофф позвонил Сигелу и сообщил ему о слухах. «Возможно ли это?» – спросил Сигел. «Это невозможно», – ответил Ракофф, основываясь на своем многолетнем опыте работы в прокуратуре. Он все еще верил, что аресты ни за что не были бы проведены при отсутствии у обвинения подкрепляющего свидетеля. Он предполагал, что обвинение выйдет на процесс, даже если это придется сделать раньше, чем того хотелось бы его представителям. Так, по крайней мере, произошло бы в его бытность в прокуратуре.

Но «невозможное» случилось в тот же день. 13 мая Картушелло и Макинэни предстали перед судьей Стэнтоном. В силу того, что дело Фримена, Уигтона и Тейбора обещало стать первым прекращенным делом в рамках инсайдерского скандала, зал суда был набит репортерами, адвокатами других потенциальных подсудимых и просто любопытными. Явно огорченный, хотя и более спокойный, нежели днем ранее, Картушелло сказал, что обвинение, поставленное перед выбором – выйти на процесс в среду или ходатайствовать о прекращении дела, – «пришло к заключению, что производство по обвинительному акту должно быть прекращено». Пытаясь ослабить негативную реакцию на столь сомнительный шаг, он добавил, что аннулируемый обвинительный акт является «лишь верхушкой айсберга» и твердо пообещал, что прокуратура добьется вынесения нового акта, в котором обвинения в инсайдерской торговле будут охватывать уже не две, а девять сделок с акциями различных компаний.