Читать книгу "Тень скорби - Джуд Морган"

Шарлотта не знает, стоит ли говорить с миссис Гаскелл о мистере Николсе, и в конце концов что-то удерживает ее от этого. Возможно, понимание, что, хотя миссис Гаскелл и приходится ей настоящей подругой и дружба служит им отдушиной, лучиком света, она ничего не знает о темных, запутанных корнях Шарлотты. Можно было бы поговорить с Эмили и Энн, но ответом будет вечное молчание; а Элен не хочет, чтобы Шарлотта была к кому-то ближе, чем к ней самой. Так впервые возник вопрос, на который придется отвечать самой.

— Что ж… ты ведь в скором времени приедешь ко мне погостить, правда? — спрашивает Шарлотта. — Боюсь, Хоуорт… в общем, такой, каким я тебе его описывала, но надеюсь, что ты приедешь вопреки этому.

Миссис Гаскелл смеется:

— Это лишь подогревает мой интерес.

Трудно представить, чтобы Элизабет чувствовала себя не в своей тарелке: подобно кошке, которая может свернуться клубочком на заборе, она, похоже, владеет искусством уютно устраиваться, где бы ни оказалась. «А у меня, наверное, все наоборот», — думает Шарлотта. И снова собственная мрачность наскучивает ей, а в голову приходит туманная мысль: интересно, каково это, когда кто-то столь хорошего о тебе мнения?

— По-моему, он отказался от плана стать миссионером, — говорит папа, когда Шарлотта возвращается из Манчестера. — Теперь он ищет место викария в каком-нибудь другом приходе. Скоро мы с ним расстанемся. Жаль, когда-то он проявлял себя с наилучшей стороны. Но теперь он повел себя так слюняво, так недостойно мужчины… Его уход будет огромным облегчением для всех.

Как же папа любит говорить «все», когда на самом деле имеет в виду себя, думает Шарлотта. Впрочем, в каком-то смысле она разделит его облегчение, потому что так жить просто невозможно. Нет больше чаепитий и выгуливания собак, но Шарлотта все равно видит мистера Николса, а он видит ее. И когда он ее видит, его страдания еще больше бросаются в глаза. Мистер Николс выглядит так, словно кто-то ударил его по лицу, а он даже не допускает мысли, что этому обидчику можно ответить. Невыносимо знать, что ты заставляешь человека переживать подобные чувства.

Безрассудно, но Шарлотта приходит в церковь, когда мистер Николс причащает прихожан. У него мрачный и суровый вид. Во взгляде, который викарий устремляет на стоящих перед ним причастников, есть одновременно что-то растерянное и свирепое, как будто он с одинаковой вероятностью может либо наброситься на них, либо протянуть облатку[120]. «Это ошибка», — думает Шарлотта прямо перед тем, как подойти к нему.

Весь приход видит, как он дрожит, теребит в руках облатку и наконец отворачивается. Прикованная к месту, Шарлотта наблюдает, как трясутся его вздернутые, сутулые плечи, и понимает, что так не может продолжаться.

«Да, это правильно, — решает Шарлотта, когда настает день его отъезда из Хоуорта, — давно пора, это к лучшему». Поскольку ему нужно передать дела воскресной школы, он заходит в пасторат. Шарлотта прислушивается к его стуку и упорно избегает встречи. Она слышит, как они с папой о чем-то говорят, в очень резких тонах. Вскоре снова доносится звук входной двери. Шарлотта выглядывает наружу. Мистер Николс задерживается у ворот, не хочет уходить.

Из-за нее. Ужасная ответственность. Ну же, этому можно положить конец: выйди к нему, скажи что-нибудь рассудительное и отрывистое. Когда Шарлотта доходит до ворот, то обнаруживает, что мистер Николс бессильно привалился к ним, обхватив себя руками, и рыдает, как выпоротый ребенок.

— Ах, перестаньте, — говорит она, — пожалуйста, мистер Николс, это ужасно. — Всхлипывания, вырывающиеся из широкой мужской груди, раздаются неимоверно громко. — Пожалуйста, не нужно так плакать.

— Почему? — со стоном отзывается он и вытирает глаза. — Таковы мои чувства.

— Да, но… — Шарлотта замолкает, потому что не может придумать, что полезного можно сказать после «но». — Чувства пройдут, поверьте, и скоро все наладится.

И тут же думает: «А ведь я по собственному опыту знаю, какая это чудовищная ложь».

— Простите. Понимаю, я, должно быть, смущаю вас подобной несдержанностью.

— Нет, нет, дело не в этом. Я не хочу, чтобы вы думали, будто я… в общем, будто я отношусь к этому так же, как мой отец. Я не могу дать вам надежды, которую вы хотите обрести, но меня это расстраивает, и я жалею, что не могу иначе.

— Действительно? — Он поднимает массивное заплаканное лицо. — Тогда что должно измениться, чтобы вы смогли?

Шарлотта непроизвольно пятится: оказавшись рядом, она вдруг увидела, какой он большой.

— О… Послушайте, мистер Николс, мы не обменивались знаками внимания. Вы просто поставили меня перед фактом этой… этой… — Любви — вот нужное слово, она знает это, и его взгляд говорит об этом: о любви. — Этого внимания. Конечно, это не может не льстить… — «Не может не льстить, — думает Шарлотта, — новые вершины сладкоречивого бреда». — Я не знала, что вы чувствовали. Что вы чувствуете сейчас. Да и как мне было знать? Вы скрываете чувства, их не видно на поверхности.

— Это означает, что они стали еще сильнее. Уверен, вы, как никто другой, понимаете это. — Внезапно он принимает вид человека, готового перепрыгнуть через препятствие. — В конце концов, разве не так было с Джен Эйр? Разве она не прятала сильнейших, искреннейших чувств? Маленькая гувернантка, неприметная, но внутри… внутри…

— Джен Эйр не существовало на самом деле.

— Конечно же, она существовала. И существует.

Шарлотта ощущает совершенную неспособность ответить, ответить хоть что-нибудь, как будто дар речи навсегда покинул ее здесь, у ворот сада. Но она не может молча уйти от него. Нет, только не это. Ей знакома жестокая сила молчания. Тягостного ожидания слова. Она находит его руку.

— До свидания, мистер Николс. Я желаю вам добра. — «Нет, это не значит быть любимой, — думает она, — когда любовь тычут в лицо как свершившийся факт». — Вы знаете, что между нами не должно быть никакого общения.

Мистер Николс достал платок; похоже, он наконец взял себя в руки.

— Да, конечно.

Полминуты они спокойно смотрят друг на друга, потом идут каждый своей дорогой.

Ожидание слова… Шарлотта думала, что «Городок» может вычистить из нее эту старую боль, и в каком-то смысле так и случилось. Но теперь, вместо того чтобы ощущать, она вспоминает ее — очень точно, со всеми мучительными тонкостями истязания. Письма… Как о них говорил Брэнуэлл? Они содержат в себе целый мир, что-то вроде этого. И еще, возможно, целый мир печали. Шарлотта думает об этом, когда в пасторат приходит первое письмо от мистера Николса.

Она узнает почерк на конверте и ловко прячет письмо от папиных глаз, достаточно зорких, чтобы увидеть вещи, которые не хотелось бы показывать. Она долго не решается распечатать конверт. Но что это значит? Она собирается отослать его назад непрочитанным? Слишком жестоко. Представь это, представь…