Читать книгу "Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира - Маргарет Тэтчер"

Тот факт, что опытные политики могут говорить столь смехотворные вещи и выходить при этом сухими из воды, показывает, насколько глубоко новая догма относительно изменения климата проникла в правящие левоцентристские круги. Совершенно необходимо дать соответствующую оценку этому своеобразному явлению.

Находясь на посту премьер-министра, я была среди тех, кто в конце 80-х годов внимательно следил за проблемой изменения климата и привлекал к ней внимание общественности. В 1985 году в результате проведенных в Антарктике исследований британские ученые впервые обнаружили дыру в озоновом слое, который выполняет роль щита в верхних слоях атмосферы, защищая все, что находится ниже, от потенциально опасного солнечного ультрафиолетового излучения. Вскоре было научно доказано, что основной причиной разрушения озона являются хлорфторуглероды (ХФУ). Отсюда следовало, что использование этих соединений в аэрозольных баллонах, холодильниках, кондиционерах и т. д. должно быть ограничено. Моими стараниями британское правительство заняло ведущее положение в глобальной кампании за ограничение использования ХФУ, которая дала очень хорошие результаты.

В скором времени, однако, на первый план вышел «парниковый эффект», который оказался более сложной проблемой, поскольку научные исследования не давали здесь полной ясности. Основной эффект, в двух словах, заключается в том, что парниковые газы задерживают отраженное от земли тепловое излучение и это приводит к повышению температуры атмосферы. Утверждают, что парниковый эффект может серьезно и даже катастрофически изменить климат, причем среди последствий называют повышение уровня моря и затопление низменных территорий и даже целых стран. Хлорфторуглероды входят в число парниковых газов, поэтому действия, направленные на ограничение их использования, внесли определенный вклад и в уменьшение парникового эффекта. Высказывается мнение, что главной причиной глобального потепления является углекислый газ (СО), содержание которого в атмосфере напрямую связано с промышленной деятельностью. Таким образом, речь может идти о выборе между сохранением климата и процветанием. Именно так хотели и хотят представить картину левоцентристы.

У меня более скептическое отношение к доводам, касающимся глобального потепления, хотя я тоже считаю, что к ним нужно подходить со всей серьезностью. В те времена в распоряжении политических лидеров было довольно мало научных рекомендаций от тех экспертов, которые сомневались в справедливости тезиса о глобальном потеплении, хотя некоторые сомнения все же попадали в прессу. К концу моего пребывания на посту премьер-министра меня стала серьезно беспокоить антикапиталистическая направленность аргументов, которыми оперировали участники похода против глобального потепления. Поэтому в обращении к ученым в 1990 году я заметила:

К каким бы международным акциям по защите окружающей среды мы ни присоединились, нам необходимо обеспечить рост нашей экономики, потому как только он может дать средства для оплаты защиты окружающей среды. У нас есть основания рассчитывать на то, что промышленность проявит изобретательность, которая принципиально важна для отыскания решений наших природоохранных проблем.

За время, прошедшее с того момента, ситуация изменилась по двум аспектам. Во-первых, антикапитализм, который всегда стоял за спиной инвайронментализма, проявился более явно, а в последнее время принял облик антиамериканизма. В полной мере он проявился, когда в марте 2001 года президент Буш заявил, что США не намерены подписывать Киотский протокол об изменении климата. Франция, которую трудно превзойти в подобных делах, резко осудила его: французский министр охраны окружающей среды сказал, что «односторонний отказ г-на Буша является провокационным и безответственным». Европейский комиссар по окружающей среде Маргот Валлстрем разразилась угрозами в адрес американских предприятий. Британский министр охраны окружающей среды Майкл Мичер, хотя и назвал решение Америки «исключительно серьезным», великодушно отверг возможность введения санкций против США, которые, по его мнению, не следует «подвергать остракизму»***. Совершенно фантастический намек на возможность, пусть даже самую отдаленную, принятия Великобританией санкций против Америки лишний раз подтверждает, что чувству реальности здесь нет места.

На самом деле президент Буш поступил с Киотским протоколом совершенно правильно. Его предшественник поддержал протокол с тем, чтобы произвести впечатление на международную общественность, хотя прекрасно знал, что документ не будет ратифицирован в стране:

Сенат США единодушно проголосовал по этому вопросу. Протокол полностью возлагал бремя по сокращению выбросов углекислого газа на развитые страны, в то же время позволяя развивающимся странам, включая Индию и Китай, быстрыми темпами увеличивать выбросы. Задание Америке было совершенно нереальным — от нее требовали: сокращения суммарного выброса парниковых газов на 7 % от уровня 1990 года за период с 2008 по 2012 год*. Причем требования нужно было принять до рассмотрения научных доводов о причинах и масштабах глобального потепления. Киотский протокол был не чем иным, как направленным против роста антикапиталистическим и антиамериканским проектом, который ни один американский лидер, заботящийся о национальных интересах, просто не мог поддержать

Другим отличительным моментом нынешних дебатов вокруг проблемы изменения климата по сравнению с тем, что было в момент моего ухода с Даунинг-стрит, является прогресс в научных исследованиях. Как это обычно бывает в науке, картина оказалась еще более сложной.

В вопросах государственной политики осознание того, что мы не знаем, не менее важно, чем осознание того, что нам известно. Правительства в этом отношении коренным образом отличаются от частных лиц. Человек может действовать в значительной мере интуитивно или на основе неполной информации и в то же время не приносить особого ущерба. Однако правительства, чьи действия касаются миллионов людей, обязаны действовать более обдуманно. Золотое правило гласит:

любое вмешательство правительства влечет за собой проблемы, поэтому вмешиваться нужно только тогда, когда доводы полностью обоснованы. Как подобный подход отражается на политике в отношении наболевшей проблемы изменения климата? Ответ можно найти в процессе последовательного приближения, состоящего из пяти этапов, на каждом из которых нужно ответить на дополнительные вопросы.

Во-первых, действительно ли происходит потепление климата? Тому, кто интересуется прессой и слушает выступления политиков, ответ может показаться совершенно очевидным. Однако факты вызывают определенное сомнение. Действительно, существует долгосрочная тенденция к потеплению; но некоторые эксперты считают ее настолько долгосрочной, что причин для особого беспокойства в настоящее время нет. Признаки потепления появились примерно триста лет назад, во время так называемого малого ледникового периода, и с тех пор не исчезают. Споры вызывают относительно недавние события.

Наземные станции контроля температуры показывают, что температура на нашей планете повысилась на 0,3–0,6 °C после 1850 года, причем примерно наполовину — в годы, последовавшие за Второй мировой войной. В то же время замеры температуры с помощью высотных зондов и спутников в течение последних 20 лет свидетельствуют о тенденции к ее понижению. Косвенные данные о количестве дождей, состоянии ледников, уровне моря и неустойчивости погоды, нередко приводимые в качестве доказательства глобального потепления, тоже неоднозначны. Одни ледники растут, а другие сокращаются. Уровень моря, возможно, и поднялся, но это может быть просто еще одним долговременным явлением, связанным с окончанием последнего ледникового периода.