Читать книгу "Мужской день - Борис Минаев"

Какую профессию ни возьми, везде было нужно что-то, чего у меня не было! Да и быть не могло! Я был заикой, стесняющимся своего голоса, да и внешнего вида. Я был не в ладах с точными науками, да и неточные тоже недолюбливал. Я не был уверен в своем уме, да и народной смекалки мне тоже недоставало. Я не был ни хитрым, ни ловким.

Я все забывал и терял.

Ни военный объект, ни склад, ни лабораторию, ни чертежи, ни просто деловые бумаги мне доверить было никак нельзя.

Оставалось только одно – сидеть за письменным столом и строчить буквы.

Тут в большую комнату заходила мама и машинальным движением включала свет.

– Ой! – говорила она испуганно. – А вы что тут, заснули, что ли? А я вам, между прочим, ужин готовлю!

– Нормально, Марин! – говорил дядя Матвей. – Сейчас легкий перекус, и хоккей смотреть будем!

– Да уж, легкий! – усмехалась мама. – Знаю я твой легкий!

За ужином дядя Матвей доставал несколько сортов саратовской рыбы.

Огромного темного леща – к пиву. Розовой осетринки – к водочке. И уж совсем мелких жареных рыбешек – «так, пожевать».

Дядя Матвей был заядлейший рыбак. И вообще, он очень любил жизнь во всех ее проявлениях.

Я быстро съедал свою еду и уходил обратно к телевизору. А мама с дядей Матвеем коротко чокались и начинали долгий, даже бесконечный, как мне казалось, разговор.

Нить этого разговора я уловить по-настоящему никогда не мог, как ни пытался.

* * *

– Ну как оно? – спрашивала мама.

– Так себе! – говорил дядя Матвей. – А куда же денешься?

– Это верно! – вздыхала мама. – Ну а так, вообще?

– А вообще нормально! – говорил дядя Матвей. – Галке отрез купил! Показать?

– Да ладно, потом! – говорила мама. И после паузы сообщала трагическим голосом: – Мой-то... все пишет, пишет! Приходит вечером из школы, садится и пишет. Прямо не знаю, что делать! А?

– Ну и пусть пишет! – не очень уверенно, но бодро говорил дядя Матвей. – Может, это его призвание?

– Ладно! – отмахивалась мама. – Какой с тебя прок! Давай свою ткань показывай! Проверю, чего ты там купил!

– Марин, хочешь, я его к себе военное училище устрою? – искренним голосом спрашивал дядя Матвей.

– В военное? – горько говорила мама. – Нет уж, пусть лучше пишет!

Я закрывал дверь в свою комнату, ложился и долго смотрел в потолок.

Долгая будущая жизнь, в которой я сам буду «нести свой крест», как говорила мама, и делать взрослые поступки, казалась мне страшной и опасной.

Я не знал, как избавиться от этого чувства, и понемногу засыпал.

Я летел в прохладном, мягком воздухе ночи, как в пропасть, у которой нет дна.

И постепенно успокаивался.

* * *

Утром мама и папа куда-то ушли.

Дядя Матвей сидел в большой комнате и думал. На лице его шевелились тяжелые мысли о прошлом и будущем.

– Ты там давай позавтракай! Тебе там мать чего-то оставила, – произнес он неожиданно деловито и быстро. – Только ты это... не затягивай процесс. У меня, Лева, есть к тебе важное дело. Понимаешь?

Светило яркое осеннее солнце.

С улицы через форточку доносился свежий и терпкий ветерок. Я пожал плечами и пошел на кухню быстро пить чай.

– Лева, у тебя ручка и бумага есть? – крикнул мне из комнаты дядя Матвей. – А, все! Все! Нашел! Не беспокойся!

Непривычная рассеянность и странный тон дяди Матвея меня просто ошеломили.

Когда я вошел в большую комнату, он сидел за белым чистым листом бумаги в позе летописца Нестора из трагедии Пушкина «Борис Годунов» (примерно так я себе и представлял эту позу).

– Лева! – умоляюще закричал дядя Матвей, увидев меня. – Я тебя очень прошу! Помоги! Ты же писатель! Будущий журналист! Леонид Леонов наших дней, Константин Симонов, Борис Полевой! Ты понимаешь, тут такая ситуация! Еще одно, последнее сказанье, и летопись окончена моя! И твоя! Всех делов на полчаса! Пожалуйста!

– Дядя Матвей, что с тобой? – испуганно спросил я. – У тебя что-то случилось?

– Случилось, случилось! – закивал он большой лохматой головой. – Ты садись давай, я тебе сейчас все расскажу.

Дядя Матвей стал ходить взад-вперед, кряхтеть и наконец произнес следующий монолог. Привожу его здесь в сильно укороченном варианте.

– Лева! – сказал дядя Матвей и положил тяжелые руки мне на плечи. – Ты уже взрослый, должен понимать. Я ухожу со службы. С военной. В моей жизни наступает решительный момент. Я хочу жить в Киеве. Там у Галкиных родителей дом

на хуторе. Там в пруду вот такие караси! Рукой можно вытаскивать! Там вишни! Там тепло! Там яблоки! А в Энгельсе этом... мне надоело!

– А я тут при чем? – тупо спросил я.

– Так в том-то и дело! – еще громче закричал дядя Матвей. – В том-то и дело! Мне нужно разрешение министра обороны. Военный не может жить там, где ему хочется! Только с разрешения! Вот такая наша судьба. Ты понял?

Я до смерти испугался такой страшной ответственности.

– Ты что, дядя Матвей! – воскликнул я горячо. – Я прошения писать еще не умею! Я еще только сочинения в школе писал. И больше ничего!

– А я? – горько воскликнул дядя Матвей. – А я, по-твоему, когда писал в школе сочинение последний раз? А? Давай без разговоров садись и пиши.

Я немного посопел, повертел ручку, пристроился поудобнее и спросил:

– Что писать?

– Значит, так... Министру обороны СССР, маршалу Советского Союза, Дважды Герою Советского Союза товарищу Гречко. Уважаемый Андрей Александрович! – и дядя Матвей тяжело и надолго замолчал.

– А дальше?

Дядя Матвей провел платком по вспотевшему лбу.

– А дальше... Дальше как раз вся загвоздка. На жалость надо бить! Другого выхода нет! Но и врать нельзя. Вдруг проверять начнут?

– На какую жалость? – не понял я.

– Ну, в том плане, что я старый больной офицер, – сухо пояснил дядя Матвей. – Подорвал здоровье на военной службе. Так все пишут. Не всем же можно жить в Киеве. Там прописка, там ограничение. Разрешение нужно. Понял, нет?

Да! Тут я наконец понял, что от меня требуется.

И рука, словно по волшебству, начала выводить неизвестные мне доселе слова. Сама! Я почти не думал над этими словами, они выливались на бумагу, как из древнего рога изобилия.

Вот примерно как это выглядело.

«Уважаемый Андрей Александрович! – быстро строчил я. – В настоящее время я заканчиваю прохождение службы. Увольняюсь в запас с такого-то числа такого-то года. Здоровье у меня ни к черту не годится. В последнее время сильно обострилась болезнь печени, болезнь почек, ишемическая болезнь сердца, радикулит...»