Читать книгу "Последнее лето - Елена Арсеньева"

– Си-деть! – скомандовала Инна. – Не стройтеиз себя приготовишку, слушайте, когда с вами разговаривает серьезный человек!Вы забыли содержание записки? Нам все известно. И о вашем прошлом, и о Морте.

«Какая женщина! – с умилением подумал Гаврилов. –Недаром ее так ценит Центр и лично Владимир Ильич. Ни-че-го вообще не знает, атакое впечатление, что знает даже больше, чем я. Вот это блеф, вот этопартнерша! Почему я, дурак, взял места в разных купе? Разве что переменить,когда на вокзал приедем?»

– Все это очень обтекаемо, – не сдавалсяДмитрий. – Нельзя ли поподробней?

– В самом деле, пора, – согласилсяГаврилов. – Итак… Нам известно, что два с половиной года назад вы крупнопроигрались. Долг был настолько велик, что вам оставалось только пулю в лобпустить. По пьяной лавочке, обливаясь слезами и соплями от жалости к себе, вырассказали эту историю одному человеку. Он выручил вас. Вы получили деньги… ноне безвозмездно. О нет, речь идет не о процентах! Вы должны были кое о чемсообщать человеку, который вас по-дружески, по-товарищески, я бы сказал,выручил. Дело в том, что ваш отец, товарищ прокурора Аксаков, в то время велисключительно политические процессы. При всем своем легкомыслии по отношению кженщинам он очень жесткий человек, когда речь шла о работе. Он предпочиталподозрениям и намекам твердые доказательства вины. И, как правило, находил их.Находил нужных свидетелей… Конечно, он бывал очень огорчен, когда во времясудебного процесса свидетели, на которых он делал ставку, почему-то в суд неявлялись, исчезали, заболевали, умирали… Все построенные им доказательствавалились! Прокурор проигрывал процессы, и люди, в которых он уже видел будущихсмертников, отделывались куда более мягкими, а то и вовсе смехотворныминаказаниями. Наша организация вам весьма многим обязана, господин Аксаков! Ведьименно благодаря вам удавалось вовремя нейтрализовать опасных свидетелей,благодаря вам и Лаврентию Кораблеву – тому человеку, который так ловко васиспользовал. Потом случилось вот что: отец ваш замешался в любовную интрижку скакой-то незначительной шлюшкой, из-за чего очень пострадал по службе. АЛаврентий умер – сгорел от чахотки. Вы, исполняя дружеский долг, приходили егонавещать…

Дмитрий, до сей минуты неподвижно смотревший ему в лицо,резко вскинул голову:

– Понятно…

– Что вам понятно?

– Я понял, откуда вы это знаете. Я-то тогда, на балу вДворянском собрании, подумал, что ошибся… Значит, она меня узнала? Однако я непредполагал, что она может быть связана с вами!

– Совершенно не понимаю, о чем вы говорите и оком, – любезно улыбнулся Гаврилов. – Но я продолжаю. Когда умерКораблев, вы сочли себя свободным. Вас никто не знает, думали вы. Чтобыокончательно исчезнуть, вы ринулись в деревню, в глушь, не в Саратов, а в нашемслучае в Энск. И притаились здесь. Но ведь надо на что-то жить! Видимо, денег,которые давала вам маменька, было мало, и вы решили умножить свои средства. Выстали учеником Поля Морта – Поликарпа Матрехина, бывшего карточного шулера,фокусника, вы усвоили его любимые приемы…

– Вы что, следили за мной? – затравленно спросилДмитрий.

– А вы думаете как?

– Да, конечно… И что, он – ваш человек, Морт? ИлиМилка-Любка, Верка доносили?

Гаврилов посмотрел задумчиво. Ну зачем зря томить человека!

– Не ломайте голову. Это был Мурзик. Он тоже ученикМатрехина и даже мне по дружбе передал кое-какие его тайны, особенно этотспособ, с эссенцией, которой смачиваются некоторые карты.

Дмитрий качнулся на стуле.

– Ну да, – кивнул Гаврилов, – я смотрел навас, когда вы играли. Пальчиком этак, вот этак… – Он поднес палец к губам,словно бы в задумчивости. – Вы все мои сведения сами подтвердили. С кем излакеев вы состояли в сговоре? Кто ваши меченые колоды на стол подавал?

Дмитрий криво улыбнулся.

– Да ладно, можете не говорить, я и сам узнаю, не такуж и трудно, – пожал плечами Гаврилов. – Только вообразите, чтобудет, когда это дело откроется… Да вас ни в один клуб больше не пустят! Ну аесли просочатся сведения о ваших петербургских играх в пользу партиибольшевиков…

Дмитрий несколько минут сидел молча, потирая кончики пальцеви слабо морщась, словно на них до сих пор оставался фиалковый аромат, слишкомсладкий благодаря тому, что к эссенции был примешан еще и хлороформ. Лицо егобыло совершенно спокойно, глаза опущены.

«Игрок, – подумал Гаврилов, – привык блефовать.Сволочь, мальчишка, прокурорский сынок… А время идет, вообще-то уже и на вокзалпора. Но торопить его нельзя…»

«Как жаль, что уже пора на вокзал», – подумала Инна,мечтательно поглядывая на длинные, небрежно скрещенные ноги Дмитрия.

– Ясно, – сказал наконец Аксаков, по-прежнему неподнимая глаз. – Значит, мне предстоит жениться на Александре Русановой, ккоторой я практически равнодушен…

– На богатой невесте, – мягко вставилГаврилов. – На очень богатой! Пока еще наших законов никто не отменил.Всякие глупости насчет того, что замужним женщинам выдадут самостоятельныепаспорта, в то время как раньше они вместе с детьми были всего лишь вписаны впаспорт мужа, что им позволят распоряжаться личным имуществом, заключать некиедоговора без согласия мужа, – все это еще только обсуждается, так сказать,муссируется в Государственной думе. Так что, женившись на Русановой, выполучите право распоряжаться ее деньгами по своему усмотрению.

– Вы хотите сказать – по вашему усмотрению? –наконец-то вскинул глаза Аксаков, и Гаврилов подумал: «Ну, если бы взглядомможно было убивать…» Но жизнь убедила его, что невозможно, а поэтому он толькокивнул:

– Приятно иметь дело с умным человеком. Но вы непереживайте, по миру мы вас не пустим. Миллион – большая сумма. Всем хватит.

«Есть такая сказка – про то, что была у зайца избушкаледяная, а у лисы – лубяная, – подумала Инна. – Пришла весна, избушкау лисы растаяла. Попросилась она к зайчику переночевать. Сперва легла подлавочкой, потом на лавочке, потом на печи, потом… потом зайца из избы и вовсевыгнала…»

– А вы уверены, что дело только в моем желании? –спросил Дмитрий, и на щеках его заходили желваки. Похоже, все его умениеблефовать уже иссякло. – Насколько мне известно, Александра Русановавлюблена в другого человека, причем так, что совершенно спятила от своей любви.