Читать книгу "Чернильная смерть - Корнелия Функе"

Якопо с мрачным видом протянул ему полотенце.

— Одеваться!

Слуги бросились к сундукам. Реза забилась еще глубже в темноту, но голос Орфея тянулся за ней, как удушающий запах.

— Ваша милость, я… — Он откашлялся. — Я сдержал свое обещание. Перепел скоро снова будет у вас в руках и переплетет новую книгу. Мне кажется, я заслужил вознаграждение.

— Вот как? — Слуги натягивали черную одежду на красную от крови кожу Змееглава. — И какие у тебя пожелания?

— Вы ведь помните о книге, про которую я вам рассказывал. Мне по-прежнему очень хотелось бы получить ее обратно. Я уверен, что вы сумеете мне в этом помочь. Но если это окажется невозможным, — он самовлюбленным жестом пригладил светлые волосы, — я принял бы как награду руку вашей дочери.

Орфей.

Реза вспомнила тот день, когда впервые увидела его в саду у Элинор — с Мортолой и Бастой. Тогда она заметила только, что он отличается от обычного окружения Сороки. До странности безобидный, с невинным детским лицом. Какой она была дурой! Он хуже всех поджигателей, вместе взятых, — намного хуже.

— Ваше величество! — Это был голос Свистуна. Реза и не слышала, как он вошел. — Мы поймали Перепела. И миниатюриста вдобавок. Вести Перепела прямо сюда?

— Не хочешь ли рассказать, как ты его поймал? — промурлыкал Орфей. — Учуял своим серебряным носом?

Свистун запинался так, словно каждое слово впивается ему в язык:

— Его выдал Огненный Танцор. Он проложил пылающий след.

Резе хотелось выплюнуть зерна, чтобы глаза могли плакать.

А Орфей рассмеялся, довольный как ребенок.

— А кто рассказал тебе про след? Говори-говори!

Свистун медлил с ответом.

— Ты, кто же еще, — хрипло сказал он наконец. — Когда-нибудь я узнаю, какой чертовщиной ты этого добился.

— Как бы то ни было, у него получилось, — сказал Змееглав. — В то время как ты Перепела дважды упустил. Пусть пленника отведут в Зал тысячи окон. Вели приковать его к столу, за которым он будет работать, и пусть охрана неусыпно следит за каждым его движением. Если и вторая книга причинит мне те же страдания, я собственноручно вырежу тебе, Свистун, сердце из груди. Поверь, его не так легко будет заменить как нос.

Птичьи мысли туманили Резе рассудок. Это пугало ее, но без крыльев ей не попасть к Мо. А когда ты прилетишь к нему, Реза, что дальше? Ты что, надеешься выклевать Свистуну глаза и увести Перепела из-под серебряного носа? Улетай, Реза, все пропало! Спасай свое нерожденное дитя, раз уж не можешь спасти его отца. Возвращайся к Мегги. Ее переполнял птичий страх — и человеческая боль. Или наоборот. Может, она сходит с ума, как Мортола?

Дрожа, сидела она в дальнем углу, ожидая, чтобы Змееглав отправился на встречу со своим узником и покои опустели. "Почему он его предал? — думала она. — Почему?" Что пообещал ему Орфей? Что может быть ценнее жизни, которую возвратил ему Мо?

Змееглав, Орфей, Свистун, солдаты, двое слуг с подушками, на которых Серебряному князю было не так больно сидеть, — все вышли из комнаты, но когда Реза глянула с бортика шкафа, думая, что она одна, внизу стоял Якопо и смотрел на нее.

Слуга вернулся, чтобы захватить плащ Змееглава.

— Видишь птицу там, наверху? — спросил Якопо. — Поймай ее мне!

Но слуга грубо потащил его к двери.

— Не командуй тут! Пойди навести мамочку! Ей там, наверное, скучно!

Якопо кусался и отбрыкивался, но слуга вытолкал его вон, закрыл дверь — и подошел ближе. Реза отпрянула. Она слышала, как он подвигает что-то к шкафу. Метнись ему в лицо, Реза! А потом куда? Дверь закрыта, окна тоже. Слуга попытался набросить на нее черный плащ. Она порхнула к двери, забилась о стены, услышала его ругань. Куда теперь? Она взлетела на люстру под самым потолком, но тут что-то ударило ее в плечо. Ботинок. Боль пронзила ласточку, и она упала.

— Ну погоди, я сверну тебе шею! Ты, наверное, вкусная, если зажарить. Уж наверное лучше, чем то, чем вас тут кормят.

Грубые руки схватили ее. Она пыталась упорхнуть, но крыло болело, а сильные пальцы держали крепко. В отчаянии она замолотила по ним клювом.

— Отпусти ее!

Слуга испуганно оглянулся. Сажерук оглушил его точным ударом. За его спиной горел огонь. Огонь предателя. Гвин голодными глазами уставился на ласточку, но Сажерук прогнал его. Реза попыталась клеваться, когда он протянул к ней руку, но силы оставили ее, и он осторожно поднял птицу с пола и пригладил взъерошенные перья.

— Что у тебя с крылом? Шевелить им можешь?

Птица в ней доверяла ему, как все дикие твари, но человеческое сердце помнило слова Свистуна.

— Почему ты предал Мо?

— Потому что он так захотел. Выплюни зерна, Реза! Или ты уже забыла, что ты — человек?

"Может быть, я хочу об этом забыть", — подумала она, но послушно выплюнула зерна ему в ладонь. На этот раз все были на месте, и все же она чувствовала в себе птицу. Маленькая — большая, большая — маленькая, кожа и перья, кожа без перьев… Она провела рукой по плечам, почувствовала свои пальцы без когтей, ощутила слезы на глазах — человеческие слезы.

— Ты видела, куда он прячет Пустую Книгу?

Реза покачала головой. Как радо ее сердце, что может любить его, как прежде!

— Реза, мы должны ее найти, — прошептал Сажерук. — Твой муж начнет переплетать книгу для Змея, чтобы забыть о Перепеле и вырваться из-под власти слов Орфея. Но нельзя допустить, чтобы он довел дело до конца. Понимаешь?

Да, она понимала. Они искали повсюду при свете огня, ощупывали влажные полотенца, одежду, сапоги, рылись среди мечей, кувшинов, серебряной посуды и расшитых подушек. Они пошарили даже в наполненной кровью ванне. Когда снаружи послышались шаги, Сажерук схватил слугу, все еще лежавшего без сознания, и утянул за шкаф, на котором раньше сидела Реза. Птице эти покои казались огромными, как целый мир, а теперь здесь тесно было дышать. Сажерук стоял впереди, заслоняя Резу, но вошедшие в комнату слуги были заняты опорожнением кровавой ванны. С отчаянной бранью они собирали влажные полотенца, отгоняя насмешками отвращение к разлагающейся плоти хозяина. Потом подхватили ванну и ушли с ней.

Искать… в каждом углу, в каждом сундуке, в смятой постели, под кроватью. Искать.

Пылающие слова

Эти картины и были миром, и мир похлебкой кипел в ней, а она сидела среди прекрасных книг с ухоженными названиями. Все это варилось в ней, а она водила глазами по страницам, до краев своих животиков заполненным абзацами и словами.

Вы гады, думала она.

Прекрасные гады.