Читать книгу "Королевская кровь. Темное наследие - Ирина Котова"

Тяжелый.

Заморгала, зажмурилась – над нами разливалось ослепительно-голубое небо, и, если бы не тонкие струйки снега, стекающие по куполу, было бы полное ощущение лета. Пошевелилась, застонала сквозь зубы.

Все тело болело.

Люк задышал мне в волосы, потянулся поцеловать с закрытыми глазами.

– Нет-нет, – голос у меня был каркающий, сорванный, – никаких поцелуев с нечищеными зубами. Медсестра внутри меня категорически протестует.

Он усмехнулся, подул мне на висок и отстранился, закинув руки за голову. Я же попыталась встать.

За спиной щелкнула зажигалка, потянуло дымом.

– Отдам невинность за кофе, – простонала я, поднимаясь. Ноги дрожали.

– Отнести тебя?

– Отнеси, – я рухнула обратно на кровать. – Боги, как все болит. Кто-то вчера постарался.

С его стороны раздался сытый смешок. Я обернулась: Люк лежал расслабленный, довольный и улыбался солнцу. Выглядел он таким помятым, что мне резко расхотелось видеть себя в зеркале.

– Ты знаешь, – пробормотала я лениво, подползая к нему и утыкаясь губами куда-то под мышку, вдыхая его запах и запах нашей близости, – что у тебя глаза светятся?

Ох, Люк, Люк.

Меня накрыло оглушающей, почти животной нежностью, и я прижалась еще сильнее.

Теперь я знаю, какой ты в любви – неистовый, сильный. Как завораживающе темны и беспощадны твои глаза, как искажается твое лицо в моменты наслаждения и срывается голос, как беспомощно подрагивают губы после. Как уязвим ты передо мной.

Я все знаю о тебе, даже то, что ты еще не понимаешь. И о себе тоже.

– Светятся, – отозвался он после недолгого молчания и провел рукой по моей спине. – После ранения началось. Когда я тха-охонга усмирить пытался.

– А-а-а, – успокоилась я. – Тогда это моя кровь действует.

– Кровь? – переспросил он хрипловато.

Я потерла глаза, морщась от ноющих мышц.

– Тебе не сказали? Этот муравей тебя не только проткнул, но и ядом отравил. А наша кровь способна нейтрализовывать яд. Она еще усиливает родовую магию. Пришлось тебя напоить. Только не говори никому, это семейный секрет. Мариан вон после того, как Васиной крови глотнул, начал оборачиваться, а в тебе, значит, тоже какие-то семейные способности проснулись. Вряд ли они заключаются только в светящихся глазах. С тобой больше ничего странного не происходило?

– Я начал видеть ветер, – проговорил он медленно.

– Ого, – я поцеловала его куда дотянулась. – Ветер – это вроде вотчина Инландеров. Есть родня?

– Дальняя, – ответил он небрежно. Сел, погладил меня по животу, задержал руку на змее.

– Откуда?

– Ты подписывал документы на дарение Пастуха, Люк. Полным именем. Просто скопировала, увеличила – и мне нарисовали, что хотела.

Он молча и почти по-хозяйски гладил меня по животу – и я, к ужасу своему, снова почувствовала теплое тянущее желание, будто за одну ночь безудержной страсти Люк усилил потребность в себе в сотни раз. Тоже села, провела рукой по его волосам – он охотно повернул голову, улыбаясь. Потеребила ухо, ощущая кончиками пальцев зажившие дырки от серег. Потянулась к своей мочке, вынула золотой гвоздик – крошечный цветок шиповника с белой окантовкой и маленьким рубином в центре.

Он наблюдал за моими действиями с любопытством – а его руки опять не давали мне покоя.

– Будешь носить мои цвета, Люк? Он усмехнулся, склонил голову.

– Чьи же, если не твои, Марина.

– Дай мне вина. Нужно простерилизовать.

– Детка, – хрипловато проговорил он, – после этой ночи говорить о стерилизации нелепо.

– Не спорьте, ваша светлость, – я прибавила строгости в голосе, и он пожал плечами, отклонился, пошарил рукой у кровати и протянул мне недопитый бокал.

Я оседлала Люка, окунула в вино серьгу – плотная красная жидкость потекла по моим пальцам – и с усилием вставила гвоздик в мочку. Кембритч едва заметно поморщился. Под серьгой выступила красная капля – или это было вино? Я слизнула ее, поцеловала его в шею и прошептала:

– Теперь и я пустила тебе кровь.

Он молча обнял меня, прижал к себе. И поднялся, понес в ванную комнату.

Следующий день незаметно перетек в ночь. Мы долго и лениво лежали в ванне, пока голод не выгнал нас к столу и меня наконец-то напоили кофе.

Мы выходили на заснеженный склон, и наблюдали, как несутся в долине машины, как двигаются тени от гор на слепящем снегу, и дышали свежим морозным воздухом – чтобы потом вернуться в теплый дом, скинуть с себя одежду и снова свалиться в постель. Не включали ни радио, ни телевизор, и казалось, что мы одни на Туре. Болтали, рассказывая друг другу о себе, – и теперь, после нашей близости, я понимала его гораздо лучше. Поведала я и о своих недавних приключениях – он страшно ругался и курил, и пришлось отвлекать надежным способом. Кажется, я вошла во вкус.

Нам было хорошо. Но нужно было возвращаться.

– Выходи за меня замуж, Марина, – сказал он ближе к утру, когда я, измотанная, уже почти дремала на его груди, ощущая, как сладко тянет тело, и вдыхая мужской запах.

– Ну уж нет, – пробормотала я и потянулась, – ты обещал мне свободу, а не брачные браслеты.

– А если серьезно?

– А если серьезно, я подумаю. Вдруг через месяц мы друг другу опротивеем?

Он усмехнулся.

– Я бы на твоем месте на это не рассчитывал.

– Рано, Люк. Мне всего двадцать три. И есть еще Ани. Мне нужно поговорить с ней.

– Я сам поговорю. Это мое дело и моя ответственность, Марин.

– У меня дурной характер. Невыносимый. И злой язык.

– Знала бы ты, сколько людей думают так же обо мне. А с характером, – он легко сжал мне место пониже спины, – мы что-нибудь придумаем. Не так уж он и страшен.

Я потерлась о Люка щекой. Теперь мне все время хотелось прикасаться к нему.

– Это потому, – сказала я ехидно, – что с тобой я почти всегда была кроткой овечкой. И Вася никогда не даст согласия на нашу свадьбу.

Он засмеялся.

– Это да. У ее величества я на плохом счету.

– Заслужил, – буркнула я лениво.

– Заслужил, – согласился он. – Так что, ты говоришь «нет»?

– Я говорю «давай спать». С чего это ты озаботился женитьбой?

Он помедлил.

– Ты – Марина Рудлог.

– Хочешь заглушить муки совести? Совратил невинную деву благородных кровей?

– Это будет честно.

Я подняла голову и насмешливо посмотрела ему в глаза.

– А если бы я была простой медсестрой Мариной Богуславской, ты бы тоже рвался жениться?