Читать книгу "Москва и Россия в эпоху Петра I - Михаил Вострышев"

Один из гаков, доставшийся князю Меншикову, принадлежал рижскому гражданину, который не знал за собой никакой вины. Он решился пойти к своему новому государю и объяснил ему, что он ни в чем перед его величеством не виновен и, кажется, не подал ни малейшей причины к его гневу. Поэтому он не может понять, почему у него отняли родовой гак и передали Меншикову.

Государь терпеливо его выслушал и сказал:

– Ежели ты прав, то можешь принадлежащее тебе оспаривать в суде.

– Но на кого и где я могу жаловаться?

– На Меншикова и в здешней ратуше[69], – отвечал государь. – Если же дело это коснется и до меня, то и я должен буду ответствовать. Ибо кто находится здесь, кто бы он ни был, должен подлежать здешним законам.

Тогда этот проситель подал в ратушу прошение, в котором указал, что князь Меншиков силой захватил принадлежавший ему наследственный гак. Но судьи отказались принимать его прошение, пояснив, что гак пожалован князю по именному указу государя. «А государя судить мы не можем».

Рижский гражданин тогда объявил судьям, что объяснялся с самим государем, и его величество посоветовал ему подать прошение именно в ратушу. В конце концов прошение было принято, рассмотрено членами магистрата, которые нашли, что гак действительно принадлежит просителю и что в указе о пожаловании его князю Меншикову не только не объявлена вина просителя, но даже не упомянуто его имя. После этого один из членов магистрата отправился к князю Меншикову с донесением, что по здешним законам он должен явиться в ратушу и выслушать судебный приговор. Князь ответил, что гака он и не думал отнимать, а он пожалован ему государем.

Обо всем этом член магистрата доложил государю и спросил, что теперь делать.

– Делайте то, – ответил Петр, – что ваши законы повелевают.

– В таком случае ваше величество должны сами пожаловать в ратушу к ответу.

– Хорошо, – согласился государь.

В назначенное время Петр отправился в ратушу. Члены магистрата встретили его у крыльца. Государь вошел с ними в присутственную залу и приказал всем сесть. Ему прочли дело и спросили: не имеет ли он к этому что-нибудь прибавить? Государь ответил, что не имеет. Тогда был прочтен закон, по которому не разрешалось находиться в судебной палате при окончательном рассмотрении дела ни просителю, ни ответчику. Петр вышел в другую комнату. В его отсутствие члены магистрата вынесли окончательное заключение, в котором виновной стороной признавался ответчик. Позвали государя и в его присутствии зачитали приговор.

Петр поблагодарил судей за беспристрастие, поцеловал каждого в голову и сказал, что когда он, их государь, повинуется их закону, то да не дерзнет никто противиться оному.

Так гак был возвращен просителю.

Катериненталь

После завоевания Ревеля[70] Петр устроил в нем на казенный счет на берегу моря увеселительный парк – с прудами, островками на них, фонтанами, статуями, увеселительным замком и другими строениями в итальянском стиле. Парк в честь своей второй жены Екатерины Алексеевны он назвал Катериненталем[71].

По прошествии нескольких лет он вновь посетил Ревель. Парк уже разросся и представлял собою прекрасное место для прогулок. Прогуливаясь по нему с женою и приближенными вельможами, Петр был чрезвычайно удивлен, что не увидел вокруг никого из городских жителей.

– В чем причина, что никто из ревельцев здесь не гуляет? – спросил он у часового.

– Нам не велено сюда никого пускать.

– Как?! – воскликнул изумленный государь. – Какой дурак это велел?

– Наши офицеры, – ответил часовой.

– Какие глупцы, – посетовал государь сопровождавшим его. – Они думают, что для себя одного завел это увеселительное место.

На другой день с барабанным боем в городе было обнародовано разрешение государя всем, кто пожелает, гулять в Катеринентале. Часовые обязаны лишь наблюдать, чтобы не произошло беспорядков и кто-либо из шалости не попортил деревьев. Катериненталь с тех пор стал любимым местом летних прогулок жителей Ревеля.

Слишком велика кухня!

Осенью 1712 года Петр ездил в Карлсбад для пользования тамошними водами. Окончив курс лечения, он на обратном пути посетил 1 ноября 1712 года Теплиц, также славящийся своими целебными минеральными источниками. Хозяева этих источников, графы Вальдеки, встретили государя и просили его оказать им честь посещением их замка. Петр дал согласие.

Вальдеки сделали все возможное к приему столь знатного гостя. Стол был роскошный, и обед продолжался очень долго. Это не соответствовало простым вкусам и привычке постоянно находиться в деятельном труде российского императора. Обед ему порядком наскучил. Когда же он, наконец, закончился, хозяева пригласили высокого гостя прогуляться по замку. Петр осматривал все со свойственным ему любопытством и вниманием. Когда осмотр был закончен, старший из графов спросил императора, как ему понравился замок. Петр ответил, что замок великолепен, но есть один недостаток.

Карл XII на поле битвы

– Какой же? – поспешил спросить граф.

– Слишком велика кухня! – ответил Петр.

Яков Долгоруков против Сената

Однажды оказалось, что в провиантских магазинах Петербурга осталось муки для войска только на один месяц. Если закупить необходимую для пропитания солдат муку у петербургских купцов, то остатка не хватит для жителей города. На скорую же доставку ее из других губерний не было надежды – она могла прибыть не ранее двух-трех месяцев.

Петр приказал Сенату озаботиться изыскания способа для предупреждения недостатка в хлебе и, как следствие, неминуемого голода.

Сенат решил собрать муку с крестьян ближайшей Новгородской земли – по четверику с души. Государь, занятый бесчисленными заботами, не имел времени обдумать это решение и одобрил его. Все сенаторы, за исключением Я. Ф. Долгорукова, которого в то время не было в городе, составили и подписали определение и заготовили указы. Но так как определения Сената, чтобы получить законную силу, непременно должны были подписаны всеми сенаторами, ждали Долгорукова.

Наконец он приезжает. Ему подают определение, объясняют, в чем дело, и просят тотчас подписать, так как дело не терпит отсрочки. Князь прочитал определение, потребовал сургуча и огня, положил его вместе с заготовленными указами в пакет, опечатал его и, ни слова не говоря, поехал к обедне.