Читать книгу "Костяной лабиринт - Джеймс Роллинс"

Ковальски уселся на сырую траву. Следующая часть разговора должна была стать личной. Похлопав себя по груди, мужчина поднял руку, приставив большой палец ко лбу и растопырив остальные пальцы.

«Я твой папа».

Обезьяна с надеждой подняла брови.

После этого Джо положил руку Баако на грудь, а затем накрыл ею его руку у себя на груди, глядя ему в лицо.

«Ты мой сын».

Баако широко раскрыл глаза, затем запрыгнул на Ковальски, опрокинув его назад и повалив в траву.

Великан поморщился от боли, потирая перебинтованные ребра. Наконец, ему удалось сесть.

– Ну вот, все решено. – Он махнул рукой на лес. – Иди знакомиться с новыми друзьями.

И Баако радостно побежал навстречу новой жизни.

15 мая, 08 часов 13 минут по эквадорскому времени

Анды, Эквадор

Шу Вей очнулась от лихорадочного забытья – и попала в кошмарную явь.

Чувства вернулись к ней бессвязными отрывками. Она ощутила запах леса, запах собственной крови. На губы ей откуда-то падала едкая слизь. Окружающий мир вращался перед глазами пятнами сочной зеленой листвы и голубого неба. Болел живот, и к горлу подступала тошнота. Шу полностью потеряла счет времени, последние дни сохранились у нее в памяти обрывочно.

«Где я?»

Она вспомнила, как упал Квань и как ее саму подняли на руки. Вспомнила стрелу, вонзившуюся ей в живот. Девушка попыталась опустить взгляд, но обнаружила, что не может пошевелить головой. Почувствовав спиной жесткую доску, Шу попробовала пошевелить конечностями, но и в этом тоже не преуспела.

«Почему я связана?»

Она вспомнила, как ее тащили в воде, после чего она потеряла сознание. Когда девушка очнулась в предыдущий раз, все ее тело горело огнем, тряслось лихорадочной дрожью. Шу смутно вспомнила, как какая-то женщина с обнаженной грудью прикладывала к ране на ее животе снадобье, похожее на жидкую грязь. Боль оказалась такой сильной, что она снова потеряла сознание.

«И вот я пришла в себя… я по-прежнему жива».

Вей глубоко дышала носом. Она не могла вымолвить ни слова, так как рот у нее был завязан, но все же у нее вырвался слабый стон.

И тут перед ней возникло знакомое лицо.

Это был старик-индеец. Он заговорил, обращаясь к кому-то невидимому, и на лицо китаянки упали тени. Пленница поняла, что вокруг нее собрались другие люди.

Она забилась в путах, стараясь освободиться.

«Отпустите меня!»

Но индейцы не обращали на нее внимания. Старик поднял кривую костяную иглу с заправленной в нее длинной ниткой из жил, и все начали снова и снова повторять одно и то же слово.

– Тсантса…

Вей силилась понять, что происходит. Если индейцы выходили ее, то что им нужно теперь?

Другое знакомое лицо склонилось над ней, похоже, понимая ее смятение. Это был мальчишка, сбежавший от них с Кванем в пещере. Он поднес к лицу Шу какой-то предмет, держа его так, чтобы она хорошо его разглядела. Сначала девушке показалось, что это какой-то местный фрукт, высушенный и съежившийся, но затем она различила зашитые губы и веки, а также прядь черных волос. Это была сморщенная человеческая голова.

И не просто голова.

Лицо ее было покрыто знакомым китаянке узором шрамов.

«Квань!»

Дикари превратили Черного Ворона в свой трофей.

Подняв высушенную голову выше, мальчишка назвал этот предмет, широко улыбаясь:

– Тсантса.

И на Шу снизошло откровение. Она попыталась закричать, но ощутила режущую боль в губах и, взглянув на зашитый рот Кваня, поняла, что то же самое сделали и с нею.

Но индейцы еще не закончили.

Старик склонился над Вей, поднимая толстую иглу, – и взял ее веко…

Эпилог

Десять лет спустя

18 сентября, 17 часов 32 минуты по западноафриканскому времени

Республика Конго

– Доктор Крэндолл, солнце скоро зайдет, – предупредил говоривший с мелодичным конголезским акцентом Джозеф Кьенге. – Вам нельзя оставаться здесь одной, а мне нужно вернуться к своей хозяйке.

Потрепав стоящую рядом собаку, Мария села в траву:

– Я не одна. Со мною Танго.

– Да, с вами собака. Но, хотя мне не хочется обижать вашего доблестного спутника, он стар и очень болен.

Крэндолл печально вздохнула, признавая справедливость этих слов.

Hepatocellular carcinoma[16].

Болезнь вступила в последнюю стадию и была неоперабельной.

Танго оставалось жить всего несколько недель.

В частности, именно поэтому Мария приехала в питомник горилл в национальном парке Вирунга, в надежде хоть мельком увидеть Баако – она рассчитывала на то, что появление Танго выманит его из джунглей.

«Хотя бы попрощаться».

Крэндолл была в долгу перед ними обоими. Но Баако она не видела уже пять лет. На самом деле это было хорошим знаком: горилла полностью приспособилась к новой среде обитания и, похоже, была счастлива. Мария знала, что Баако еще жив, поскольку сотрудники парка время от времени видели его и его семейство.

Теперь женщина слушала звуки леса, успокаивающегося после долгого дня и пробуждающегося к ночи. Между деревьями бесшумно носились летучие мыши, раскидывая свои ультразвуковые сети. Жужжали, гудели, пищали насекомые. Птицы своим пением провожали заходящее солнце и встречали луну. Вопили обезьяны, высказывая свои извечные жалобы.

– Доктор Крэндолл, быть может, вы попробуете завтра? – предложил американке Джозеф.

Вздохнув, Мария тяжело поднялась на ноги, разминая затекшие мышцы. Она просидела на поляне весь день с раннего утра. И это был уже третий проведенный ею здесь день. Наверное, пора смириться и вернуться вместе с Танго домой.

– Думаю, мне пришла пора возвращаться в Штаты, – призналась исследовательница.

Кьенге печально посмотрел на нее:

– Сожалею.

И тут послышалось громкое фырканье – голос был более низким, чем запомнилось Крэндолл, но все равно знакомым.

Улыбнувшись, зоолог отступил в сторону, давая Марии возможность приблизиться к опушке.

– Баако? – позвала она неуверенно.