Читать книгу "Жажда жизни. Биографический роман о Винсенте Ван Гоге - Ирвинг Стоун"

В прихожей, куда прежде всего попадал всякий, кто приходил к Тео, Винсент развесил около тридцати своих ранних этюдов: боринажские углекопы около шахт, возле овальных печурок, за ужином в своих жалких лачугах.

– Это будет зал рисунка углем, – объявил Винсент сам себе.

Он осмотрел остальные комнаты и решил, что теперь лучше всего приняться за ванную. Он встал на стул и ровными рядами развесил на всех четырех стенках свои эттенские наброски, изображавшие брабантских крестьян.

– А это будет у нас зал рисунка плотничьим карандашом.

Затем Винсент перешел в кухню. Здесь он поместил гаагские и схевенингенские этюды, – вид из окна мастерской на дровяной склад, песчаные дюны, баркасы, которые рыбаки вытаскивают на берег.

– Зал номер три, – провозгласил Винсент. – Зал акварелей.

В крохотном чуланчике он повесил картину, изображавшую его добрых друзей Де Гроотов – «Едоки картофеля»; это была первая его картина маслом, в которой он полностью себя выразил. Вокруг нее он поместил множество этюдов – нюэненские ткачи, крестьяне в траурной одежде, кладбище за отцовской церковью, тонкий, изящный шпиль колокольни.

Свою собственную комнату Винсент отвел под полотна, написанные маслом в Париже, те самые, что он развесил у Тео на улице Лепик, перед тем как уехать в Арль. В гостиной он повесил свои сияющие яркими красками арлезианские полотна. Спальню Тео Винсент украсил картинами, написанными в приюте Сен—Реми.

Кончив работу, он подмел полы, надел пальто и шляпу, спустился по лестнице и покатил маленького тезку по солнечной стороне Ситэ Пигаль, а Иоганна шла рядом, держа Винсента за руку и болтая с ним по—голландски.

В начале первого из—за угла улицы Пигаль появился Тео; счастливо улыбаясь, он помахал им рукой, подбежал к коляске и любовно вынул оттуда младенца. Они оставили коляску у консьержки и, оживленно разговаривая, стали подниматься по лестнице. Когда они были уже у дверей квартиры, Винсент остановил их.

– Сейчас я покажу вам выставку Ван Гога, – сказал он. – Тео и Ио, приготовьтесь к суровому испытанию.

– Выставку, Винсент? – удивился Тео. – Где же она?

– Зажмурьтесь! – скомандовал Винсент.

Он распахнул дверь настежь, и трое Ван Гогов вошли в прихожую. Тео и Иоганна, пораженные, глядели во все глаза.

– Когда я жил в Эттене, – говорил Винсент, – отец сказал однажды, что зло не может породить добро. Я возразил ему, что оно не только может, но и должно породить добро, особенно в искусстве. Если вы не против, дорогие мои брат и сестра, я расскажу вам историю жизни человека, который начал с неуклюжих, грубых рисунков, словно неловкий ребенок, и за десять лет постоянного труда добился того... впрочем, вы сами увидите, чего он добился.

И он повел их из комнаты в комнату, строго соблюдая временную последовательность. Они стояли перед полотнами, словно экскурсанты в музее, и глядели на труд целой человеческой жизни. Они видели, как медленно, ценой тяжких учений созревал живописец, как он на ощупь, вслепую искал верных и совершенных средств выражения, видели, какой переворот пережил он в Париже, с какой страстью зазвучал его могучий голос в Арле, когда в едином порыве дали себя знать все труды прежних лет... а потом... катастрофа... полотна, написанные в Сен—Реми... отчаянные усилия поддержать творческий жар и медленное падение вниз... вниз... вниз...

Они смотрели на выставку глазами случайных сторонних посетителей. За какие—то полчаса перед ними прошел весь земной путь человека.

Иоганна приготовила настоящий брабантский завтрак. Винсент с удовольствием снова отведал голландской пищи. После того как Иоганна убрала со стола, братья закурили трубки и начали разговор.

– Винсент, ты должен во всем слушаться доктора Гаше.

– Да, Тео.

– Понимаешь, он специалист по нервным болезням. Если ты будешь выполнять его указания, то непременно вылечишься.

– Хорошо, Тео.

– Кроме того, Гаше занимается и живописью. Он каждый год выставляет свои работы у Независимых под именем П.ван Рэйсела.

– А хорошие у него картины, Тео?

– Нет, я бы не сказал. Но он из тех людей, у которых настоящий талант распознавать таланты. Двадцатилетним юношей он приехал в Париж изучать медицину и подружился с Курбе, Мюрже, Шанфлери и Прудоном. Он частенько заходил в кафе «Новые Афины» и скоро близко сошелся с Мане, Ренуаром, Дега, Дюраном и Клодом Моне. Добиньи и Домье работали в его доме задолго до того, как появился импрессионизм.

– Да неужели?

– Почти все полотна, которыми он владел, написаны или у него в саду, или в гостиной. Писсарро, Гийомен, Сислей, Делакруа – все они жили и работали в Овере у Гаше. У него ты увидишь также полотна Сезанна, Лотрека и Съра. Уверяю тебя, Винсент, с середины этого века не было ни одного талантливого живописца, который не дружил бы с доктором Гаше.

– Да неужели? Довольно, Тео, ты меня совсем запугал! Я ведь не принадлежу к этой блестящей плеяде. А видал он хоть одно мое полотно?

– Ну и болван же ты! А как по—твоему, почему ему так хочется, чтобы ты приехал в Овер?

– Убей меня бог, если я знаю.

– Да потому, что он считает твои арлезианские ночные картины лучшим, что только было на последней выставке Независимых. Клянусь тебе, когда я показал ему панно с подсолнухами, которые ты написал в Арле для Гогена, у него слезы навернулись на глаза. Он посмотрел на меня и сказал: «Господин Ван Гог, ваш брат – великий художник. За всю историю живописи еще никто не находил такого желтого цвета, как на этих подсолнухах. Один эти полотна сделают имя вашего брата бессмертным».

Винсент почесал в затылке и смущенно улыбнулся.

– Хорошо, – сказал он, – если доктор Гаше такого мнения о моих подсолнухах, то мы с ним поладим.

2

Доктор Гаше встретил Тео и Винсента на станции. Это был суетливый, нервный, порывистый человечек с тревожной грустью в глазах. Он с жаром пожал руку Винсенту.

– Да, да, наши места – просто клад для художника. Вам понравится здесь. Я вижу, вы прихватили с собой мольберт. А красок вы взяли достаточно? Вам надо приниматься за работу не теряя времени. Сегодня вы обедаете у меня. Привезли вы какие—нибудь новые полотна? Боюсь, у нас вам не найти арлезианских желтых тонов, зато тут есть кое—что другое, да, да, кое—что другое. Вы должны писать у меня в доме. Я покажу вам вазы и столы, которые писали все художники от Добиньи до Лотрека. Как вы себя чувствуете? Вид у вас прекрасный. Ну что, нравится вам здесь? Да, да, мы займемся вами. Мы сделаем из вас здорового человека!

Еще с железнодорожной платформы Винсент увидел рощу, мимо которой по благодатной долине текла зеленая Уаза. Он даже отошел немного в сторону, чтобы лучше охватить взглядом пейзаж. Тео тихонько заговорил с доктором Гаше.

– Прошу вас, следите за братом как можно внимательней, – сказал он. – Если заметите, что приближается кризис, немедленно телеграфируйте мне. Я должен быть около него, когда он... ему нельзя позволять, чтобы... говорят, что он...