Читать книгу "Все разумные - Павел Амнуэль"

Но в тот момент, когда мы впервые изменим какой-нибудь закон природы, для нас тоже наступит эпоха полной и абсолютной свободы.

И придется выбрать — в последний раз.

ПРИДИ, ИБРАГИМ!

Шломо Таршис впервые собрался на Землю. Не то чтобы это было какое-то из ряда вон выходящее событие. Пассажирские лайнеры отправлялись с межпланетного терминала в Аресиде каждые семь дней и далеко не всегда были переполнены пассажирами, жаждавшими приобщиться к достижениям материнской цивилизации.

Шломо Таршис хотел посетить могилы предков. Правда, он понятия не имел, где эти могилы находятся. То ли на территории суверенной Палестины, то ли на территории суверенного Израиля, то ли вообще — в какой-нибудь демилитаризованной зоне на берегу Мертвого моря. Но Шломо всегда надеялся на лучшее — и тогда, когда в восемнадцать лет женился на самой некрасивой девушке во всей Долине Иосафата (и ведь уверен был, что любит!), и тогда, когда в двадцать два купил за бесценок бросовый участок почвы у подножия самой Никс Олимпики. Девушка, кроме отсутствия красоты, обладала еще скверным характером, а купленный участок, кроме удивительно плохого качества, был еще и расположен таким образом, что добраться до него можно было только с помощью реверсивного винтокрыла.

Но разве все эти преграды на пути к счастью не являются истинным испытанием для истинно верующего человека?

— Послушай, Мара, — сказал Шломо жене после утренней молитвы в синагоге, — сегодня рав Зильбер сказал, что жизнь на Земле стала просто невозможной. Особенно между морем и рекой. Скоро там правоверному еврею делать будет нечего. Если лететь, то только сейчас.

На что жена, будучи женщиной вредной, но справедливой, ответила так:

— Ну и катись! Могилы предков ему понадобились, как же! Просто не хочешь помочь мне, когда нужно будет срезать урожай.

Из чего Шломо сделал вывод, что поездку жена одобряет.

И лишь тогда он связался с компьютером Аресиды и заказал билет в бизнес-классе для не курящих марихуану.

— Вылетаю завтра в ночь, — сказал он жене.

— В какую ночь? — с презрением переспросила Мара. — Ночь Аресиды? Нашу поясную? Или стандартную?

— Стандартную, конечно, — пожал плечами Шломо, выбирая, какого цвета кипу приладить на макушку. Все-таки летел он в метрополию и нужно было соответствовать. Остановился на черной ермолке, но к ней потребовался черный же костюм, и в результате вес рюкзака достиг критического значения, а он еще не положил сменной одежды, на которую сейчас, будучи правоверным евреем, и смотреть не мог. Но и без сменной одежды не полетишь, это ясно.

После обеда (кошерного настолько, что Мара даже не положила штрипок по-сыртовому) Шломо поцеловал жену в лоб, получил в ответ пинок коленом в интимное место и, удовлетворенный, покинул дом, стоявший на окраине Альфазии, второго по величине города в Южном полушарии благословенной планеты Марс.

В космопорту Аресиды он прежде всего отыскал синагогу, где и помолился, поскольку уже настало время вечернего обращения к Создателю. Ему мешали звуки, доносившиеся из-за стены, — там располагалась мечеть, и Шломо был уверен, что слышит, как стучат лбами об пол правоверные мусульмане. Проходя мимо, он заметил в числе заходивших в мечеть мужчин старого друга Абрама. Или кто он там нынче — Ибрагим, наверное?

После молитвы Шломо чувствовал себя обновленным, будто наелся натощак эрготона из долины Бучера. Обращения к Творцу возвышают душу — думая Шломо, пристегиваясь к противоперегрузочному креслу. Он не успел оглядеться, войдя в салон лайнера, — стюард сразу провел его на место, и теперь Шломо беспокоился о том, что в лайнере может и не набраться миньяна. Вдруг здесь все мусульмане? Или христиане?

Эта мысль беспокоила Шломо до того самого момента, когда взвыла сирена, колпак опустился и пена с визгом начала поступать в резервуар кресла. Шломо задержал дыхание и уснул даже быстрее, чем сам на то рассчитывал. Уже засыпая, он вспомнил, что не сделал чего-то очень важного. Что-то не рассчитал. И может случиться неприятность.

Но было поздно додумывать мысль. Сон навалился медведем, мир погрузился в потемки. Корабль взлетел.

Салман Тарауше проснулся в противоперегрузочном коконе и не сразу вспомнил, что он здесь делает. Вроде бы вчера он сговаривался с Ибрагимом отправиться в заповедник Большого Сырта поработать на плантациях во славу Аллаха, а заодно заработать немалые деньги, чтобы хватило перезимовать без обычных для Южного Марса проблем с топливом.

Ну да, точно, так они и решили.

Правда потом, если память ему не изменяла…

Память ему, конечно, изменяла, да иначе и быть не могло. Давно нужно было пойти с Ибрагимом в Центральный религиозный совет планеты и синхронизовать циклы с точностью до суток. Все-таки друг. Не всегда, конечно, но тем не менее… С Мирьям он так и сделал — еще в самом начале их счастливого брака: сразу после первой свадьбы поехал в Аресиду и провел полную синхронизацию. С тех пор — никаких проблем. Вторая и третья свадьбы были, говорят, просто замечательными. И все последующие годы Мирьям, хоть и была сварлива, как сама жена Пророка, все же хотя бы в религиозном плане проблем не создавала. А то бывали случаи…

Салман не сумел додумать мысль и вспомнить, какие еще случаи бывали. Противоперегрузочная пена высохла и осела на стенках камеры серым порошком, колпак откинулся, и кресло приняло обычное полетное положение. Над проходом висела в воздухе красная голографическая надпись: «Можно отклеиться и совершить религиозные отправления».

Именно это он и хотел сделать: помолиться Аллаху и поблагодарить его за благополучное начало полета.

Подняв руки, чтобы отклеить ремни, Салман в ужасе застыл. На руках были черные рукава! Он скосил глаза и убедился в том, что рукава вовсе не жили собственной жизнью, а принадлежали черному костюму, который сидел так, будто был специально пошит Салманом в лучшем ателье Сырта.

Салман дотронулся до затылка, и пальцы нащупали на голове мягкую ткань ермолки. Отдернув руку, он хотел было вытереть пальцы носовым платком, но для этого нужно было залезть в карман брюк, что было, конечно, выше Салмановых сил.

Надо же было так забыться! И ведь, погружаясь в сон, он подумал о том, что упустил из виду нечто важное…

Впервые с ним приключился такой конфуз, и еще неизвестно, как посмотрит на это мулла.

Теперь же не оставалось ничего другого, как захлопнуть колпак и, чтобы не видели другие пассажиры, переодеться в тесноте, не очень-то соображая, где именно в рюкзаке лежит нужная одежда. Складывала Мара, и он плохо помнил…

Нет, все в порядке. «О Аллах, — подумал Салман, — надеюсь, ты простишь мне это небольшое прегрешение!»

Он точно знал, что Аллах простит.

Через десять минут Салман прошел в хвостовую часть лайнера, где, согласно указателям, помещалась мечеть. Здесь уже собрались десятка три правоверных мусульман, расстелили коврики для намаза, повернулись лицом к Мекке, согласно направлению, показанному повисшей в воздухе голографической стрелой. Затылки молившихся выглядели одинаковыми, но Салман все-таки узнал друга своего Ибрагима.