Читать книгу "Песнь о Трое - Колин Маккалоу"

Рядом с ним сгорбилась древняя старуха, которая цеплялась за его руку, ее глотка извергала постоянный вой, больше присущий собаке, чем человеческому существу. Спиной ко мне у жертвенника стояла молодая женщина с огромной копной черных кудрей, ее ладони лежали на жертвенной плите, голова была запрокинута в молитве.

На защиту Приама пришли свежие силы; я встретил их атаку с презрением. У некоторых на доспехах были символы сыновей Прима, что только разъярило меня еще больше. Я убивал их, пока не остался только один, совсем еще мальчик, — Ил? Какая разница? Когда он бросился на меня с мечом, я легко обезоружил его, потом схватил за длинные, распущенные локоны левой рукой, сбросив щит. Он вырывался, барабаня кулаками по моим наголенникам, но я опрокинул его на спину и подтащил к подножию алтаря. Приам с Гекабой вцепились друг в друга; молодая женщина не обернулась.

— Приам, вот твой последний сын! Смотри, как он умрет!

Я поставил на грудь мальчика ногу и поднял его плечи от земли, а потом раздробил ему голову тупым концом секиры. Приам вскочил на ноги, словно заметив меня в первый раз. Не отводя глаз от тела своего последнего сына, он потянулся к копью, стоявшему у стены алтаря. Его жена пыталась остановить его, завывая, как волчица.

Но он даже не смог сойти по ступенькам. Споткнувшись, он упал ко мне под ноги и остался лежать, спрятав лицо в ладони и подставив шею секире. Старуха обняла его за бедра, а молодая женщина наконец-то повернулась и смотрела, но не на меня, а на царя, и ее лицо было полно сочувствия. Секира взлетела вверх. Я рассчитал удар так, чтобы не вышло ошибки. Двуглавое лезвие сверкнуло в воздухе, словно лента, и в этот великий момент я почувствовал в себе жреца, который живет в сердцах всех мужей, рожденных стать царями. Секира моего отца ударила без промаха. Шея Приама под серебряными волосами поддалась, лезвие прошло насквозь, встретившись с камнем пола, и голова высоко подпрыгнула. Троя была мертва. Ее царь умер, как умирали цари при старых богах, подставив голову под секиру. Я обернулся и не увидел во дворике Аполлона никого, кроме ахейцев.

— Найди комнату, которую можно запереть, — сказал я Автомедонту, — а потом вернись сюда и отведи в нее этих двух женщин.

Я поднялся по ступеням алтаря.

— Твой царь мертв, — обратился я к молодой женщине, необыкновенной красавице. — Ты моя добыча. Кто ты?

— Андромаха из Киликии, вдова Гектора, — спокойно ответила она.

— Тогда присмотри за своей матерью, пока еще можешь это сделать. Вы очень скоро расстанетесь.

— Позволь мне пойти к моему сыну. — Она прекрасно владела собой.

Я покачал головой:

— Нет, это невозможно.

— Пожалуйста! — повторила она, все с тем же поразительным самообладанием.

Меня покинули остатки гнева, и мне стало ее жаль. Агамемнон никогда бы не разрешил оставить мальчика в живых. Он приказал полностью уничтожить род Приама. Прежде чем я отказал ей в свидании с сыном во второй раз, вернулся Автомедонт и увел обеих женщин; одна из них продолжала выть, а вторая тихо умоляла разрешить ей увидеть сына.

После этого я вышел из дворика и принялся исследовать лабиринт коридоров, открывая каждую дверь и заглядывая внутрь, чтобы узнать, остались ли еще троянцы, чтобы продолжить бойню. Но я никого не нашел, пока не добрался до внешнего периметра и не открыл еще одну дверь.

На ложе крепко спал высокий мужчина мощного телосложения. Он был красив и довольно смугл, чтобы оказаться сыном Приама, но от Приама в нем ничего не было. Я вошел без единого звука и наклонился над ним, приблизив секиру к его шее, а потом грубо потряс его за плечо. Очевидно, он был пьян. Он застонал, но, едва увидел перед собой мужа в доспехах Ахилла, тут же пришел в себя. Лишь лезвие секиры у горла помешало ему схватиться за меч. Его глаза обожгли меня яростью.

— Кто ты? — спросил я, улыбаясь.

— Эней, царь Дардании.

— Что ж, Эней, ты — мой пленник. Я — Неоптолем.

В его глазах сверкнула надежда.

— Так ты меня не убьешь?

— Зачем мне тебя убивать? Ты — мой пленник, и ничего больше. Если твои дарданцы все еще ценят тебя настолько, чтобы уплатить непомерный выкуп, который я за тебя попрошу, то ты станешь свободным человеком. Это награда за то, что ты иногда проявлял к нам… гм… любезность в битве.

Его лицо вспыхнуло от радости.

— Тогда я стану царем Трои!

Я рассмеялся:

— К тому времени, как выкуп будет собран, Трои не станет и править будет нечем. Мы намерены сровнять это место с землей и продать всех жителей в рабство. Думаю, разумнее всего тебе будет уехать куда-нибудь подальше.

Я опустил секиру.

— Вставай. Пойдешь рядом, нагой и в цепях.

Он зарычал, но сделал то, что ему было велено, не причинив мне никаких неприятностей.

Один из мирмидонян пригнал мою колесницу по горящим, пылающим улицам. Я нашел несколько веревок, вывел женщин из их комнаты и связал их первыми. Эней дал себя связать без борьбы, он сам протянул мне руки. Затем я сказал Автомедонту, чтобы он выезжал из крепости и ехал к Скейским воротам. Начинался грабеж, неподходящее занятие для сына Ахилла. Кто-то привязал тело Приама к задней перекладине колесницы, как когда-то к ней было привязано тело Гектора. Мертвого царя Трои поволокли по булыжникам, а рядом шагали трое живых пленников. Голова Приама была насажена на Старый Пелион, серебряные волосы и борода пропитались кровью, черные глаза были широко открыты, в них застыло неизбывное горе. Невидящим взглядом он смотрел на горящие дома и горы трупов. Маленькие дети плакали и тщетно звали своих матерей, женщины метались, обезумев, в поисках младенцев или убегали от воинов, помешанных на насилии и убийстве.

Сдерживать армию было бесполезно. В день своего триумфа воины выпустили из себя всю свою злобу за десять лет жизни на чужбине, за погибших товарищей и неверных жен, всю ненависть ко всему троянскому, будь то человек или вещь; они рыскали по окутанным дымом переулкам, словно звери. Я нигде не видел Агамемнона. Возможно, я так торопился покинуть город отчасти и потому, что не хотел встречаться с ним в этот день, день полного разорения Трои. Это была его победа.

Когда я отъехал недалеко от крепости, из боковой улочки появился Одиссей и приветственно замахал мне рукой:

— Уже уезжаешь?

Я уныло посмотрел на него:

— Да, так быстро, как только могу. Мой гнев прошел, а желудок оказался не таким крепким.

Он указал на голову царя:

— Вижу, ты нашел Приама?

— Да.

— А кто это еще у тебя там?

Он оглядел моих пленников и отвесил Энею преувеличенно вежливый поклон.

— Я вижу, ты взял Энея живым. А я-то был уверен, уж кто-кто, а он живым не дастся.