Читать книгу "Ведущий в погибель - Надежда Попова"

– Все занялись идеей меня излечить, – выговорил Курт, отвернувшись от их пламенных трепещущих крылышек. – Один из моих инструкторов изобрел, по его мнению, безотказный способ, на исполнение которого, правда, ему дозволения не дали.

– Запереть в горящем доме? – предположила Адельхайда с улыбкой; он поморщился.

– Запирать, – поправил Курт. – Раз в неделю. Он убежден, что это поможет – если не оставит меня вовсе умалишенным.

– Думаю, мой способ все же приятнее. Надеюсь, теперь, вспоминая пламя вокруг, ты будешь думать не только о замке фон Курценхальма.

– Полагаю, therapia должна быть повторена – для закрепления эффекта; и раз в неделю – это, считаю, недостаточный курс, – заметил он серьезно и, бросив взгляд на пол, вновь с усилием отвел глаза от горящих свечей. – А если бы вышло наоборот? Так ведь может и impotentia приключиться.

– Не с тобой, – возразила Адельхайда убежденно. – Боязнь опозориться – твой самый большой страх в жизни, перед ним меркнет даже твоя пирофобия; я знала, что делала. Наверняка когда-то в своей прошедшей жизни ты осрамился не на шутку, раз уж теперь это так в тебя въелось… – Адельхайда умолкла на мгновение, глядя на его помрачневшее лицо, и осторожно предложила: – Не хочешь рассказать?

– Нет, – отозвался Курт четко и сам поморщился от собственной резкости. – Нет, – повторил он спокойнее. – Не хочу и не расскажу. Никому. Никогда.

– Ты дернул плечом, – заметила она и, встретив вопросительный взгляд, повторила: – Ты дернул левым плечом, как будто засаднила рана – но этому прострелу года два, он не может болеть… Вот в чем дело? Не можешь себе простить неудачи с Каспаром?

– Не хочу об этом говорить.

– Не совсем, – сама себе ответила Адельхайда, все так же пристально вглядываясь в него. – Но я почти попала.

– Быть может, хватит на сегодня терапевтических изысканий? – недовольно предложил Курт. – Что-то они начали плавно переходить в хирургические.

– Ну, хорошо, – согласилась она с улыбкой, мягко накрыв ладонью неровный круглый шрам под ключицей. – Больше не буду… А это откуда? Попытка суицида?

– Слава Богу, нет, – усмехнулся Курт, повернув правую руку и рассматривая рубец над запястьем. – Догонял одного шустрого малого. Кованая ограда, острый выступ, испорченная куртка.

– А это?

– Это на память от его сиятельства герцога фон Аусхазена… – он взглянул на две давно затянувшиеся короткие раны у плеча и спрятал руку под подушку, перевернувшись на живот. – Если бы не подоспели наши – не знаю, обошлось ли бы двумя порезами. Он был неплох.

– А здесь что за народные узоры? – ее палец прочертил длинные полосы по спине, и Курт передернулся, отстранившись:

– А это личная подпись одной красотки со склочным характером.

– Неправда, – надула губы та, – характер у меня чудесный. Так поверх чего я расписалась?

– Поверх конспектов воспитательных лекций во дворе академии.

– Хм. Не образцовый мальчик.

– Я давно исправился, – возразил Курт серьезно. – Теперь я само благонравие, не заметила?

– Наверное, я очень невнимательна, – вздохнула Адельхайда, улегшись на спину, и недовольно вздохнула: – А вот мне похвастаться нечем. Я себе шрамов позволить не могу.

– Специфика работы?

– Порой приходится, – согласилась та коротко, и Курт осторожно спросил спустя мгновение тишины:

– И не противно?

– Бывает, – отозвалась она еще кратче.

– Для чего ты это делаешь? Со мною все ясно, меня к будущей службе приучили с детства, но почему… ты отдала этой службе себя? Конгрегация едва не поставила тебя на костер, а ты за нее рискуешь жизнью и… идешь, как я понимаю, на многое. Почему?

– Не «Конгрегация», – поправила Адельхайда, – а один закоснелый болван. И он не причина к тому, чтобы зарыть в землю все, что в моих руках. А в руках моих – знания, умения и способность их применить… Когда закончится обязательное десятилетие, когда ты отслужишь положенный строк, – уйдешь из Конгрегации или останешься?

– До сих пор об этом не думал; до того дня надо еще дожить, в чем я сильно сомневаюсь… Но если доживу, то – скорее, нет. Точно нет. Я на своем месте, для чего искать другое?

– Вот и я – на своем месте. Того, что я умею, не умеют другие; таких возможностей, как у меня, нет у других. Мне по душе то, что делает современная Конгрегация, что происходит в Германии сейчас, и если надо оказать этому помощь, все равно какую, я так и сделаю – потому что могу. «Potest, ergo debes»[167], перефразируя излюбленное выражение одного из моих знакомых…

– «Debes, ergo potest»[168], любит говорить этот знакомый? – усмехнулся Курт, и она улыбнулась:

– Кажется, я понимаю, что за инструктор измыслил столь радикальный метод излечения.

– Хауэр вообще большой выдумщик, – покривился он. – Думаю, за то и ценят. Что ж, вопрос «о, и ты тоже была там?!» будет бессмысленным и прозвучит глупо… Прими мои соболезнования.

– Это того стоило, – возразила Адельхайда убежденно. – Для нас обоих это было полезным; я постигла некоторые умения, а Хауэр получил неоценимый опыт на будущее – думаю, я не последняя женщина-следователь в Конгрегации. И уже не единственный агент.

– Выдаешь секретную информацию, – заметил Курт, и она ахнула с нарочитым испугом. – Свой излюбленный трюк со свечой он тебе представлял? Отчего-то мне кажется, что никто из его воспитанников его еще не повторил; быть может, наверху просто не умеют пока распознавать какую-то особую способность, которая и помогает ему?

– У Александера на этот счет своя теория. Я не могу высказать ее Хауэру, ибо не могу назвать ему теоретика и изложить обоснования, им приведенные…

– И что ж это?

– «В человеке есть собственная сила», – Хауэр любит повторять это, но он не понимает, насколько прав. Вспомни, что говорил Александер, что он рассказывал о собственном прошлом. Стриг получает куда больше, когда научается убивать, когда он умеет выпить не только кровь, но и саму жизнь, ту самую человеческую силу, что он отнимает с последним глотком. И тот, кто имеет подобный опыт, может сказать тебе, что у одного человека эта сила невелика, от другого можно не получить и вовсе почти ничего, кроме удовольствия, а третий насыщает все существо своего убийцы так, что это, бывает, мало различно с полученным от выпитого стрига, недавно обращенного. Думаю, что Хауэр и был бы как раз не закуской, а полноценным обедом. С десертом. Не в том дело, насколько сильно и в каком направлении толкает воздух рука – он пошел по ложному пути; дело в том, как человек умеет собрать, накопить в себе эту силу и выбросить ее через себя… Но пока это лишь теория, высказанная, ко всему прочему, не человеком, посему я молчу.