Читать книгу "Обреченные - Эльмира Нетесова"

Когда над берегом стали сгущаться сумерки, Волков пошел в столовую. Попросил у Антонины чаю. Та налила полную кружку, подала торопливо и тут же скрылась на кухне.

Волков решил не уходить из столовой и ночевать на сдвинутых скамейках. Отсюда его не выгонят. Можно бы и в мастерской на бухтах сетей. Но там холодно. А тут, чуть что, хотя бы чаем отпиться можно.

Ссыльные, придя на ужин, поняли, что вздумал Волков. Не стали выгонять. Смолчали. Будто и не видели его. А Волкову хотелось наорать, пригрозить, унизить всех. Но понимал, не та ситуация сложилась, не в его пользу… И ждал, когда усольцы освободят скамейки, чтоб можно было лечь и хоть немного от-, дохнуть.

Пряхин знал и видел все. Он не мог переносить вида Волкова. Вспоминался тот разговор на берегу. От которого кулаки горели и теперь.

На что был добрым отец Харитон. Он один из всех ссыльных, умел забывать обиды и прощать. Но и он, узнав о просьбе Волкова, отвернулся, словно и не слышал ничего.

Ушли из столовой ссыльные. Закрыла кухню на Замок Антонина. Рухнули надежды на чай. Волков сдвинул скамейки, взгромоздился на них, сунув под голову мокрую куртку.

Пряхин, вернувшись из столовой, заигрался с сыновьями и забыл о Волкове.

Мальчишки катались на спине отца, ползающего по полу на четвереньках, тузили в бока босыми пятками.

Сашка изображал коня. Дети визжали от восторга. Лена смеялась от души.

Наступала ночь. С приходом темноты ссыльные отпускали с цепи собак, чтоб смогли они до утра набегаться вволю, не подпустить к усольскому берегу чужих людей. Отпугнуть волков. А утром каждый пес надежно привязывался к конуре, либо сидел на цепи возле дома. Своих ссыльных, от старого до малого, в лицо и по запахам, могли узнать собаки даже в глухой ночи. Чужих — не признавали. Никого…

Волков, покрутившись на голых лавках до полуночи, вышел из столовой до ветру, приспичило, дал о себе знать чаек, заваренный на мяте.

Едва завернул за угол, перед ним вырос громадный кобель. Зарычал на чужого, глаза сверкнули дикими, зелеными огнями.

Михаил Иванович справил свою нужду на угол, не обращая внимания на собаку. Пес, понюхав мочу, фыркнул, хрипло брехнул, словно позвал сородичей посмотреть на нахала, посмевшего вопреки запретам ссыльных, касающихся каждого пса, изгадить угол столовой.

И тут же, словно по команде, из подворотен, из-за - заборов, из калиток и дворов, собралась рычащая, лающая свора псов разного калибра и мастей.

Они, покружив вокруг Волкова, не пустили его обратно в столовую. Они бросались на него, кусали, гнали из села к реке, подальше от своих владений.

Клыки клацали, смыкались на куртке, брюках, прокусывая тело. Псы повисали на человеке, застряв зубами в его одежде.

— Пшли вон! — пытался отмахнуться Волков. Но собак это только разозлило.

Лай, рык, брань человека сплелись в один узел. Псы гнали Волкова к реке, грозя разорвать его на куски.

Вначале он пытался свернуться в клубок на земле. Тогда собаки успокоятся и, обмочив, разбегутся по домам, как это случалось в Октябрьском. А он — вернется в столовую и до утра не высунет оттуда нос. Но…

Усольские псы знали, что приносят с собой чужие люди. И уловки человека не сбили их с толку. Они не отошли ни на шаг, не отступили. Они накинулись на чужого и в считанные минуты превратили в лохмотья куртку и брюки.

Волков вскочил. Заорал, затопал на собак. Те, заглушили его крик рыком, лаем.

Михаил Иванович звал на помощь людей. Но те спали, не желая слышать его голос.

Ни в одном окне не вспыхнул свет, ни одна дверь не скрипнула, отворившись. Ничьих шагов не услышал Волков.

Он остался один на один со сворой. Зверь из человечьего рода и псы… Чья злоба сильнее, кто кого одолеет — на это могла ответить судьба.

Но и она спала в ту ночь.

Псы, почуяв полную власть над чужаком, решили насладиться ею вдоволь.

Они то играли перед ним, отвлекая внимание от нападавших сзади собак, то кидались на него разом. И все теснили к реке, подальше от села, от ссыльных.

Собаки валяли Волкова, превратив его в сплошной грязный ком. Они оглушили человека. И тот, впервые в своей жизни, всерьез испугался своры.

Громадный кобель — вожак, один изо всех наблюдал за происходящим и будто готовил чужака к схватке с ним. Она станет последней. Свора лишь веселится. Прикончит добычу главный, самый сильный — пес из псов… Он наблюдает за сворой, не сводя глаз с человека. От его внимания не ускользало ничего.

Волков искал хоть какую-нибудь палку, камень, чтобы швырнуть в собак. Но тщетно. Усольцы, не без его приказа на то, содержали территорию села в идеальном порядке.

Михаил Иванович следил за вожаком, понимая, если бросится он — стае нечего будет делать.

Человек заорал от страха, когда в глазах кобеля заметались красноватые огни. Он изогнулся, ощетинился, приготовился к прыжку. И Волков с визгом помчался к реке, забыв о ледоходе.

Свора бежала лениво, не желая пропускать редкого зрелища.

Волкова нагонял вожак.

Человек бежал суматошно размахивая руками, спотыкаясь о собственный страх, крича визгливо.

Пес мчался за ним легкими, сильными прыжками. Он словно летел в ночи за своею добычей и ничуть не сомневался в успехе. Его глаза горели, клыки обнажены, напряжены грудь и лапы. Казалось, он улыбался. Свора, замерев в восторге, следила за ним.

У человека все лицо было мокрым. То ли от пота, то ли от слез.

Внезапная слабость, навалившаяся на него в селе, была изгнана животным страхом за свою жизнь. Он мчался, обгоняя собственный крик. Но этого было недостаточно.

Пес уже был рядом и глянул на свою жертву торжествуя, наметил, как взять добычу, свалить ее. Он изогнулся для прыжка. Последнего, сильного, сшибающего.

Человек побежал к берегу, задыхаясь от гонки и ужаса, закрыл лицо руками, приготовился броситься в ледяное месиво. Уж лучше так, чем от зубов собаки. И вдруг услышал, как совсем рядом подрезала льдина кусок берега.

— Трезор! Ко мне! — донеслось до слуха внезапное. И вожак, уже прыгнув к Волкову, перевернулся через голову, плюхнувшись о землю животом. Он заскулил от боли и тихо пополз на голос хозяина, повизгивая виновато, вытравив, вырвав из себя зверя, в секунду стал послушным псом.

— Кого ты там гонял? Кого поймал? А ну! Показывай! — услышал Волков голос Пряхина и онемел от ужаса.

Александр шел с фонарем, громыхая сапогами. Когда увидел Волкова, не сдержался, сплюнул зло, выругался по-черному:

— Тебе что, делать не хер, с собаками вздумал беситься по ночам? Иль дня не хватило? Чего спать мешаешь?

— Я не хотел. Поссать вышел. А они на меня напали и обратно в столовую уже не пустили. Чуть не сожрали, — жаловался Волков.