Читать книгу "Парадокс Апостола - Вера Арье"

— И давно вы вместе?

— Одиннадцать лет.

Ответ ему не понравился. На втором совместном десятке эти двое не выглядели людьми, уставшими друг от друга, наоборот, они вполне гармонично сосуществовали в непростой артистической среде.

Помолчали.

— Ну а ты… пока одинок? — Ее тон был абсолютно нейтральным.

Родион неопределенно пожал плечами.

— Все понятно, значит, антракт.

«Антракт. И я бы рад его прервать… но разве посмею?»

***

Ровные ряды виноградной лозы расчерчивали долину на наделы, по которым были разбросаны одинокие фигуры крестьян. На холме возвышалась современная постройка из темного дерева и грубого камня, с кованой дверью и пестрой черепичной крышей.

Эва притормозила у ворот. Правда, ключей от них у нее не оказалось. Но входная калитка легко подалась, и они шагнули внутрь. Вокруг было пустынно, видимо, все виноградари трудились на склоне. Их встретил просторный внутренний двор, где росло чахлое оливковое дерево и были расставлены плетеные кресла. Весь верхний этаж постройки занимал сумрачный дегустационный зал, представляющий образцы лучших вин Дома Ланзони.

Спустившись по винтовой лестнице, они попали в подземную галерею со сводчатыми потолками. Там аккуратными рядами выстроились светлые бочки разных размеров. Эва подошла к одной из них.

— «Резерв Бонапарта». — Она бережно прикоснулась к гладкой вощеной поверхности. — Франсис производит это вино с начала семидесятых, недавно оно прошло международную классификацию, став одним из самых популярных корсиканских вин в мире. У «Резерва» большой срок выдержки, и когда оно созревает, ему нет равных.

Приблизившись к бочке, Эва вытащила пробку и склонилась над небольшим отверстием, вдыхая опьяняющую смесь густого винного аромата и дубовых фенолов. Взяв с полки стеклянный ливер[9], она наполнила бокал и протянула его Родиону:

— Наслаждайся. Пойду посмотрю, где я оставила эту чертову папку…

Родион вернулся во двор, залитый полуденным солнцем, и отодвинул одно из кресел в самый дальний угол. В жару вино расслабляло, придавая мыслям размеренный и плавный ход.

Близилась к концу третья неделя турне, фестиваль был уже не за горами, и вместе с этим истекал оговоренный срок его наемной театральной деятельности. Ему действительно пора было уезжать. Но уезжать по-прежнему не хотелось. Хотелось махнуть на все рукой и продолжать поглощать километры разбитых дорог вместе с Эвой. Вот так — бесцеремонно, вопреки всем приличиям и существующей расстановке сил, взять да и остаться!

Внезапно из глубины дома послышались приглушенные мужские голоса, и в широком просвете двери возникли две фигуры. Подтянутый т-образный силуэт, несомненно, принадлежал Арно, второй был невысок и крепко сложен. Собеседники, судя по всему, заканчивали что-то обсуждать. Стоя на пороге, гость достал пачку сигарет, на миг развернувшись, чтобы прикурить. У него было грубоватое, обветренное лицо, как у людей, проводящих много времени на солнце, и широкий, по-борцовски приплюснутый нос.

Мужчины пожали друг другу руки, и незнакомец вышел из здания, бросив на прощание едва различимое «Аντίο»[10]. Арно взглянул на часы и исчез за углом, так и не заметив присутствия Родиона.

«Деловой обед в Корте, видимо, отменился». — Он сделал попытку объяснить себе неожиданную встречу с Арно, который, по мнению Эвы, должен был находиться в пятидесяти километрах от Алерии.

Подождав еще немного, он от скуки решил прогуляться.

Чуть в стороне стоял сарай с потрескавшимися стенами, где, вероятно, происходила предварительная обработка собранного винограда. Дверь оказалась приоткрыта, и Родион услышал знакомые голоса.

— Послушай, это полное безумие. Ты не можешь участвовать в таких вещах! В конце концов, дела твоего отца остаются его делами, при чем здесь мы?

— При том, что отец — это семья, понимаешь? К тому же он оплачивает нашу театральную деятельность. Катаясь по Корсике, мы больше тратим, чем зарабатываем…

— А, вот с этого и надо было начинать! Тебе тридцать пять, а ты все пляшешь под папину дудку. Только на этот раз все серьезно. И не вздумай, слышишь, не вздумай втягивать в это постороннего человека!

— Этот твой «человек» уже причастен к затее. Забыла? Он лично знаком с дублером.

Родион понял, что его появление было бы сейчас совершенно некстати, похоже, семейный скандал разразился из-за какой-то театральной интриги.

Он решил подождать Эву возле машины.

Солнце стояло высоко, воздух над долиной загустел и плавно струился в сторону гор. Где-то поблизости уныло гремело бубенцами стадо овец, покорно бредущих под хриплые окрики пастуха. Присев на траву, Родион достал карту острова, прикидывая расстояние до следующего места остановки театра.

— Эй, турист, я тебя потеряла! Поднимайся, пора ехать.

Эва была явно не в настроении, и всю дорогу они молчали — каждый о своем.

***

Обстановка накалялась.

По дороге в город, который должен был стать последним пунктом в программе гастролей театра, исчез костюмер. Его видели в Алерии садящимся в автобус с актерами и персоналом, но по прибытии в Корте он словно растворился. Ходили слухи, что в этих краях у него есть вторая семья и искать его надо именно там. Конкретный адрес никому не был известен, поэтому, дождавшись вечера, Арно поручил Родиону разбираться с костюмами самостоятельно. Занятие это оказалось чрезвычайно неприятным: актеры требовали персонального внимания, мгновенного появления нужных деталей гардероба и аксессуаров, что для человека, плохо знакомого с инвентарем, сделать было непросто. Предотвратив очередную попытку скандала со стороны примы, обессилевший Родион забежал в гримерную в поисках ее парика.

В кресле перед трельяжем, задумчиво крутя в руках толстую кисть, сидела Эва. Прямая линия ее спины выражала сильное напряжение. Родион сделал два шага и остановился. Из зеркала на него смотрели чужие потухшие глаза.

— Тебе нужно уехать.

— Что?

— Послушай меня, тебе действительно пора. Турне завершилось.

— Я знаю, но как раз собирался тебя спросить, как вы будете обходиться во время фестиваля без костюмера. У меня еще есть время, я позвоню в издательство, там меня поймут, и знаешь, я пока не готов…

Эва встала и взглянула на него с тем безучастием, с каким судья выносит обвинительный вердикт. Родиону показалось, она скажет сейчас что-то непоправимое, после чего останется лишь смириться и уйти. Но лицо ее неожиданно смягчилось, она шагнула вперед, прижалась к нему всем телом и замерла.