Читать книгу "В будущем году - в Иерусалиме - Андре Камински"

Янкель не заметил — или не хотел заметить, — как в зале появились двое мужчин, чем-то серьезно озабоченные. Одного из них звали Хаим Левин, доверенное лицо и правая рука Янкеля. Другой, в погонах высокого полицейского начальника, некто Соколов, остановился в дверях в ожидании особого, долженствующего его положению приема.

Левин кашлянул несколько раз, привлекая к себе внимание хозяина, однако уловка его не возымела никакого действия. Тогда он произнес умоляющим голосом:

— Мы имеем удовольствие, то есть, я хотел сказать — редкую честь приветствовать у нас жандармского офицера господина Тимофея Соколова…

Однако голос его сник, поскольку Янкель завороженным взглядом всматривался в зал, откуда доносился сплошной рокот машин. Не пошевелился он и тогда, когда Левин проворчал ему в самое ухо:

— Сами их превосходительство гарнизонный генерал Калугин прислали к вам этого высокого офицера лично. Вы меня слышите, пан Камински? Очень важная персона из Варшавы командировала его к вам…

Патриарх спокойно взял со стола бутылку, налил себе стакан вина и разом опрокинул его в себя, даже не подумав угостить русского офицера. В Польше такая выходка была бы расценена как бесцеремонность, в России — как провокация. Потеряв терпение, полицейский чин взял Янкеля за воротник и прошипел злобно:

— Я полагаю, что именно вы и есть тот самый еврей Янкель Камински — да или нет?

— Оставьте меня в покое!

— Я, кажется, спросил, вы ли тот самый еврей Камински? — Офицер повысил голос. — Я здесь по поручению гарнизонного генерала Калугина, и мне не до шуток!

— Мне тоже не до шуток, — сухо ответил Янкель, не прерывая своего занятия, — оставьте меня в покое, или вы больше не жандармский офицер.

Это была какая-то таинственная угроза, за которой могло стоять что угодно. Что именно — Соколов не знал. На всякий случай он одернул руку. Он отчетливо видел при этом, что Патриарх все еще неподвижно пялится в окно. Тогда жандарм изменил тактику и заговорил несколько более миролюбивым тоном:

— Мне очень жаль, но я вынужден вам сообщить, что ваши сыновья Бэр, Шломе, Ицхак, Мордехай, Мойше, Лазик, Аарон, Адам, Менахем, Бенцион и Херш сидят под замком. В варшавской цитадели.

Янкель снова налил себе из бутылки, не предлагая гостям ровным счетом ничего.

Левин находил, что Янкель никогда прежде не был столь невыносим, как сегодня. Он попытался как-то снять напряжение.

— Не желаете ли присесть, господин оберлейтенант? — спросил он услужливо.

Соколов остался стоять, продолжая сухим тоном нагонять страху на Янкеля:

— Ваши сыновья совершили тяжкие преступления. Во-первых, антигосударственная деятельность, во-вторых, оказание вооруженного сопротивление русской армии, в-третьих, подрывная деятельность в виде пропаганды в средних и высших учебных заведениях, а также, в-четвертых, упорное неповиновение третьей степени…

Левин был вне себя и хотел лишь как-то разрядить до предела напряженную обстановку. Он раскрыл портсигар и услужливо протянул его офицеру, но тот не обратил на этот жест никакого внимания и продолжал еще более угрожающим голосом:

— Перечисленные в этом документе лица — Бэр, Шломе, Ицхак, Мордехай, Мойше, Лазик, Адам, Бенцион, Менахем, Аарон и Херш — будут приговорены к восемнадцати годам каторжных работ на свинцовых рудниках Крайнего Севера…

Янкель опрокинул третий стакан, поднялся и стал ходить по конторе взад и вперед с плотно сжатыми губами. Офицер между тем продолжал свою атаку в том же духе:

— Вам как отцу этих одиннадцати правонарушителей надлежит обратиться с жалобой к его превосходительству гарнизонному генералу Калугину.

Янкель остановился и произнес едва слышно:

— Передайте генералу Калугину, что Янкель Камински шлет ему большой привет и не понимает, о чем, собственно, генерал говорит.

— Имейте в виду, вы, дурак, что мы отправляем в Сибирь людей и постарше вас!

— Возьмите вашего дурака обратно. И если кто-то из нас двоих отправится в Сибирь, то это, конечно, буду не я. И передайте вашему коменданту, что он сам не знает, о чем говорит, потому что у меня вообще нет сыновей.

— В последний раз предупреждаю вас, пан Камински. Согласно регистру гражданского состояния у вас одиннадцать сыновей.

— А согласно Янкелю Камински, у меня нет ни одного! Прощайте, господин офицер.

С этими словами Патриарх отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. Полицейский лишился дара речи. Ничего подобного он еще не встречал. Ошарашенный, он направился к выходу. Хаим Левин, который тоже ничего не понял, механически поплелся за ним.

3

Есть у моей семьи одна великая тайна. Белое пятно в семейной хронике. Странный, загадочный факт, о котором все умалчивают. Речь идет о событии, произошедшем совершенно непостижимым образом.

Одиннадцать воинствующих поборников идеи усовершенствования общественного устройства, которые в декабре 1905 года были погружены в телятник на Варшавском восточном вокзале, к месту назначения так и не прибыли. Скованные одной цепью, они проколесили всю огромную Россию с запада на восток. Где-то весной 1906 года они должны были, по логике вещей, быть доставлены на свинцовые рудники Верхоянска и там переданы кому положено из рук в руки.

Ничего этого, однако, не случилось, в противном случае у меня не было бы отца, у отца моего, соответственно, не было бы сына, и вся эта история так и осталась бы ненаписанной.

Тюремный телятник с одиннадцатью братьями, если верить слухам, просто-напросто исчез. Бесследно. Как иголка в стоге сена.

В девятистах километрах восточнее Новосибирска находится железнодорожный узел Ачинск. Здесь часть состава была отцеплена и переформирована на другое направление — в сторону Абалакова. Отцепление вагонов было произведено по всем установленным правилам, равно как и их переформирование, однако в итоге одного вагона все-таки не досчитались. Вместо этого в Иркутск в одном-единственном вагоне прибыла новая бригада железнодорожников. Все они, без исключения, были значительно моложе доныне работавших здесь коллег, и, что особенно удивительно, большинство из них носило очки, что в данной профессии и вовсе встречается нечасто. За время путешествия, длиною почти в десять тысяч километров по бескрайним просторам степей, тундры и под конец, через необъятную пустошь тайги, произошло нечто такое, о чем ни от одного члена моей семьи по отцовской линии узнать что-либо вразумительное было невозможно. Никто никогда не узнает, что же произошло на самом деле. Было тому содействие со стороны товарищей по борьбе или не было его вовсе, сила или деньги были пущены в ход — все это навсегда останется тайной за семью печатями. Одно бесспорно: само по себе произойти это не могло. Как бы то ни было, девять железнодорожников Транссибирской железной дороги и два сопровождавших их солдата исчезли, сбросив с себя униформу, чтобы бесследно и насовсем улетучиться, испариться в морозном воздухе бескрайней Сибири. А вместо них одиннадцать большевиков, облаченных в одежды русских служивых людей, ехали в направлении Владивостока, и никто не выказал по этому поводу ни малейшего удивления.