Читать книгу "Сахарный ребенок. История девочки из прошлого века, рассказанная Стеллой Нудольской - Ольга Громова"

И увела меня в комнату, где стояла большая русская печь.

За столом опять сидела вся семья, только уже был вечер, горела лампа, и мне уже было не страшно, и сидевший во главе стола хозяин уже не казался Бармалеем. Справа от него сидели двое молодых мужчин – совершенно одинаковых, только у одного волосы были совсем чёрные, а у второго чуть посветлее. Напротив братьев – Маня. Её коса, толстая-претолстая, свисала ниже лавки. Меня посадили рядом с Маней, а хозяйка села напротив хозяина. Было почему-то понятно, что они всегда так садятся, у каждого своё место: сыновья – справа, дочери – слева от отца.

– Ну и как зовут наших найдёнышей и сколько им лет? – спросил хозяин.

– Меня Эля, а маму Юлия, мне шесть лет, а маме тридцать пять было в июле. Её потому и зовут Юлия, что она родилась в июле. А я родилась в августе, и меня назвали Стелла, а почему-то не Августа, но все зовут меня Эля.

– Еля, еличка, ёлка – колючая иголка, – засмеялся более светловолосый брат.

– Если я иголка, то ты похож на волка, – обиделась я.

– Цыц, парни! – приструнил сыновей хозяин, – Вот видишь, мать, скоро опять за столом сам-семь будет. Пока дочка названая поправляется, ты за внучкой доглядывай – востра больно. Марья, подавай на стол.

Маня вытащила из печи ухватом большой чугун. Сняла крышку. Отошла чуть в сторону. Хозяйка взяла большой деревянный половник и стала накладывать в глиняные миски пшённую кашу, а сверху класть кусок сливочного масла. Наполнив миску, передавала её дочери. Первую, самую полную, Маня с поклоном поставила перед отцом: «Кушайте, батюшка», потом перед чернявым: «Кушайте, братец Петро», потом второму брату: «Кушайте, братец Павло». К этому времени хозяйка уже сидела на своём месте. Поклонившись, Маня подала и ей миску: «Кушайте, маманя».

Все сидели неподвижно. А перед ними дымились коричневые миски, в них лежала горкой золотистая каша, сверху которой медленно плавилось масло. Пахло божественно! Маня поставила миску и передо мной: «Кушай, Еличка». Пока никто не брал ложки. Я молча ждала, что́ все будут делать дальше. Маня быстро поставила всем кружки с молоком, взяла с загнетки[8] свою миску с кашей и кружку и села за стол. «С Богом», – сказал отец, перекрестившись. Все перекрестились тоже и взялись за ложки. В моей миске каши, по-моему, было маловато, только сверху лежал громадный кусок масла и плавился. Заглянула в свою кружку – и там молока было меньше половины. Нерешительно взялась за ложку, поглядывая на окружающих.

– Меня называй дед Савелий, а её – баба Настя. Ты не думай, нам еды не жалко. Только тебе сейчас сразу много есть нельзя – заболеешь. А будешь есть почаще и масла побольше – всё и обойдётся. Мань, размешай ей кашу. Парное молоко ей давала?

– Давала, батюшка, – ответила та, перемешивая кашу в моей миске.

После бани я спала на печке до тех пор, пока Маня не разбудила меня и не заставила выпить полкружки вкусного тёплого молока. Сейчас я довольно быстро управилась со своей кашей и принялась за молоко.

– Еличка, любишь горбушки? Возьми самую шершавенькую, – протянул мне Павло желтовато-розовую горбушку. В тех краях в хлеб добавляют кукурузную муку, поэтому сам хлеб очень белый, а корочка жёлтая.

– Спасибо. – Доев хлеб с молоком, я огляделась. Все тоже уже доедали. – Спасибо, всё было очень вкусно, – я вопросительно взглянула на деда. Тот кивнул. – Деда Савелий! (Мне показалось, что «дед Савелий» звучит грубо, вот я и назвала его «деда»). А почему моё молоко желтоватого цвета, а у вас у всех молоко голубоватое?

– Ишь глазастая какая! Молоко пропускают через сепаратор – это такая машина с ручкой. Наливают молоко, крутят ручку, и из сепаратора текут две струйки молока. Одна тоненькая желтоватая – это вершок, сливки по-вашему. Его пьют маленькие и больные, и ещё из него делают масло. А большая струя голубоватого молока – это обрат, его пьют взрослые, и из него тоже делают много вкусных вещей. Да ты и сама увидишь, как всё это делается, – сказал дед Савелий и встал из-за стола. Встали и все остальные.

В этой семье всегда соблюдался строгий порядок поведения за столом. Первым садился и первым вставал хозяин. Завтракали не всегда вместе. Весной и летом первыми ели мужчины – они раньше уходили на работу; когда же полевые работы полностью заканчивались, то завтракали, обедали и ужинали все вместе. Завтракали и обедали быстро – за стол садились, когда уже еда стояла на столе. Впереди ещё работа, и зря времени терять нельзя. Но ужин всегда, в любое время года, проходил «по чину». Основным работникам еду подавала младшая дочь, обязательно с поклоном, подчёркивая этим уважение к их труду. А уж уважать их всех было за что. Это были такие труженики!

VIII. Южаки

Удивительной была история этой семьи. Савелий и его жена Настя родились в Курской губернии ещё при царе Александре II. Фамилия их была Южаковы, а потому здесь их звали Южаками. Ко времени нашего знакомства им обоим было за шестьдесят. В 1907 году, уже имея пятерых детей – двух мальчиков тринадцати и одиннадцати лет (Якова и Васю) и девочек девяти, шести и двух лет (Лену, Дуню и Фросю), – Савелий и Настя в начале столыпинской реформы[9] отправились на поиски лучшей жизни. В степях за Волгой, в Казахстане переселенцам обещали земли сколько хочешь. Запрягли лошадей, нагрузили телеги скарбом и детьми, привязали сзади коров и ранней весной отправились в путь. Ехали почти год. За это время схоронили младшую Фросю и родившегося в дороге мальчика.

Уже зимой добрались до Актюбинска. Получили большой надел земли и пробедовали холода в купленной у местных казахов юрте. Весной засеяли поле семенным зерном, которое бережно привезли с собой. Работали все «с темна до темна, аж хребет трещал». Яша и Вася с отцом наравне и пахали, и сеяли, и косили, и молотили (цепами![10]), и дом строили. Настя и девочки Лена с Дуней – и в дому, и в огороде, и со скотиной, и пряли, и ткали, и вязали, и всех обихаживали. Дети работали без скидки на возраст. Если мала ещё, чтобы работать косой или серпом, то с тяпкой – возраст не помеха. Каждый год прикупали земли, скотина сама плодилась. Года через три прочно стали на ноги. Савелий купил у местных баев большой кусок степи и начал разводить скот – коров, лошадей, овец. Овец купил «на развод» тонкорунных. У Савелия на всякое дело, особенно на скотину, была «лёгкая рука».