Читать книгу "Эверест - Тим Скоренко"

Когда я покидал страну, было время Кембриджа. Его команда одержала победу в последней предвоенной гонке 1914 года, затем – в первой послевоенной, затем продолжала побеждать вплоть до 1936 года. До этой серии Оксфорд вел на девять побед, после – проигрывал на семь.

Серия прервалась лишь один раз – 24 марта 1923 года, когда Оксфорд вырвал победу у непогрешимых кембриджцев. В составе той команды был Эндрю Комин Ирвин. Они опередили соперников совсем чуть-чуть – на три четверти длины лодки, но победа есть победа.

Все это сухие факты биографии, призванные сформировать образ идеального человека. Ирвин – сильный, умный, красивый – пользовался огромной популярностью у девушек. После того как он пропал без вести, сразу шесть дам заявили о том, что он собирался на них жениться. Возможно, на словах и собирался – Ирвин был горазд на обещания.

Но какое бы блестящее будущее ни ожидало Ирвина, оно так и не наступило. Началом конца стал Оксфордский альпинистский клуб, а человеком, который убил Ирвина, оказался Ноэль Оделл. Оделл, друг и почти ровесник Мэллори, должен был идти в экспедицию двадцать четвертого года в качестве специалиста по дополнительному кислороду. В его обязанности входил контроль емкостей, проверка (и, кстати, разработка) их креплений, инструктаж альпинистов, прежде никогда не работавших с кислородом.

Оделл и Ирвин познакомились в 1919 году. Оделл с супругой поднимались на 977-метровую гору Фоэл Грэч в Уэльсе. Они добрались до вершины – и в этот миг раздался рев мотоцикла. Это наверх – без дороги, прямо по камням – ехал молодой и наглый Ирвин. Он усовершенствовал своего двухколесного коня, сделав его «внедорожным», и хотел испытать машину в боевых условиях.

Впоследствии Оделл работал с Ирвином в оксфордской экспедиции на Шпицберген 1923 года и был поражен силой, ловкостью и выносливостью молодого британца. Кроме того, Оделлу нравился характер Ирвина – спокойный, покладистый, надежный и упрямый. Именно такой, какой нужен в горах. Когда команда уже была сформирована, Мэллори писал своему другу Джеффри Янгу: «Ирвин – это наша попытка заполучить в команду хотя бы одного супермена, даже несмотря на то, что недостаток опыта выступает аргументом против его кандидатуры».

Ирвин был прямой противоположностью остальным альпинистам группы. Они были интеллектуалами, цитировали наизусть Чосера и Шекспира, рассуждали о философии Канта и калокагатии в античном искусстве, Ирвин же прочел в жизни полторы художественные книги и едва ли помнил их названия. Он не умел писать стихи и петь серенады. Зато он мог голыми руками из мотка проволоки, обрывков рубашки и обломков рюкзачной рамы смастерить планер. Он был блестящим практиком, инженером от Бога, и это стало решающим фактором в его пользу. Свой дар Ирвин проявил в самом начале экспедиции, когда придумал новый способ крепления кислородных баллонов, что позволило равномернее распределить нагрузку на мышцы и связки. Ирвин совершенствовал, чинил и видоизменял все, что видел, – экспедиционные примусы, палатки, фотокамеры. Он все делал с прибауткой, весело и легко, чем заслужил любовь и уважение старших коллег.

Но почему Мэллори выбрал именно Ирвина для последнего, самого важного рывка? Ведь у Ирвина вообще не было опыта – раньше он поднимался лишь на две крошечные горы: один раз на Шпицбергене и один раз в Швейцарии! Почему Мэллори не позвал с собой Оделла, значительно более опытного альпиниста? Чаще всего на этот вопрос отвечают так: Мэллори хотел, чтобы рядом с ним был гениальный механик, который способен починить кислородный аппарат, если тот откажет, и придумать решение любой задачи, требующей математического мышления. Например, как вытащить альпиниста из расщелины. Или как перебраться через пропасть. Из своей последней экспедиции Мэллори писал матери: «Ирвин – отличный парень, все схватывает на лету и будет наилучшим из возможных компаньонов при восхождении. Я полагаю, „Биркенхедским новостям“ будет что написать, если мы доберемся до вершины вместе».

Я преодолел нечеловеческую дистанцию. Четыре тысячи триста пятьдесят миль за семнадцать дней – без карт, без официальных разрешений, с минимумом топлива и практически полным отсутствием летных навыков. Меня арестовал не консул, не летный инспектор, а простой констебль – Британия не оставляет своих подданных в покое. Меня ждали на аэродроме и объявили об аресте, как только я выбрался из самолета.

Я не сдался. Я нанял машину и проехал сто восемьдесят шесть миль в сторону непальской границы, откуда попытался связаться непосредственно с Трибхуваном, королем Непала. Я был уверен, что добьюсь этого. Я два с лишним часа уговаривал местных бюрократов выдать мне разрешение на пересечение границы, на полет над территорией Непала, звонил и просил соединить меня с королем – впустую. Я видел непонимающие глаза.

Я вернулся в Лалбалу и там за сущие гроши продал самолет – от него все равно уже не было никакого толку. Я поехал в Дарджилинг, где прожил всю зиму, – это позволило мне немного акклиматизироваться. Там я и познакомился с шерпами – случайно, в местном кабаке, не знаю, как правильно называются такие заведения. Когда я узнал, что за год до меня они поднимались наверх с Ратледжем, я сразу заплатил им аванс как проводникам и носильщикам. Будь я поопытнее, то нашел бы Карма Пола, организатора альпинистских партий и «поставщика» шерпов, незаменимого участника британских экспедиций, – но тогда я ничего о нем не знал.

Границу мы пересекли тайно, переодевшись в буддийских монахов. Весь переход занял десять дней, Теванг хорошо знал дорогу. В пути произошло одно комическое происшествие. Утром после одной из ночевок я выбрался из палатки и увидел местного старика. Он был уверен, что около деревни в палатке тайно ночует путешествующий инкогнито Далай-лама. Я сильно его разочаровал.

А потом мы добрались до Ронгбука.

Попытаемся проанализировать положение мертвого Джорджа Мэллори на горе. Сперва кажется, что, как и Цеванг Палжор, погибший семьюдесятью годами позже, Мэллори обут в зеленые ботинки. Но это заблуждение – зеленоватый оттенок коже придало время и суровые погодные условия. На самом деле ботинки коричневого цвета. На подошвах – самопальные металлические трикони. Никаких множественных слоев, как в современной гималайской обуви, никаких вам Scarpa Phantom 8000 или La Sportiva Olimpus Mons Evo. Просто тяжелые утепленные ботинки со скобами на жесткой подошве. Под ботинками – три слоя шерстяных носков.

Перчатки практически истлели, но можно догадаться, как они выглядели: кожаные, на меховой подкладке. Поверх – шерстяные перчатки без пальцев. Кожа на руках, полупогруженных в гравий, желтая, обтягивающая кости. Рукава куртки сохранились, потому что руки полузасыпаны. Куртка и нижняя одежда сорваны, хорошо видна отбеленная ветрами спина. При этом понятно, что на Мэллори – всего пять слоев одежды, не более. Шерстяное нижнее белье, нижняя шелковая рубашка с этикеткой Junior Army & Navy Stores, фланелевая рубашка в синюю и белую полоску, коричневый шерстяной свитер и хлопковая ветрозащитная куртка зеленой армейской расцветки. Никто из современных альпинистов не дошел бы в подобной амуниции даже до семи тысяч.

Штаны практически целиком истлели и содраны ветром и непогодой. Они охватывают тело только вокруг пояса и под коленями. Кожа ниже ягодиц белая, на голенях она желтеет. На ягодицах и верхней части ног – серьезные повреждения кожного покрова, можно сказать, дыры, хорошо видны кости. Голени немного «проедены», в разрывах кожи также заметны внутренние ткани и кости, и одна из костей правой ноги сломана. Ботинок с левой ноги отсутствует. Судя по всему, перед смертью Мэллори положил правую ногу на левую – в такой позе сломанная кость «сходилась», несколько облегчая боль. Скорее всего, Мэллори сорвался, будучи значительно выше, сломал от удара ногу, а затем съехал по горе, цепляясь руками, сорвав кожу с пальцев.