Читать книгу "Гавана. Столица парадоксов - Марк Курлански"

Пять. За стеной

Гавана — очень большой город. Так говорит моя мама, а в таких вещах она знает толк. Говорят, ребенок может заблудиться здесь навсегда. Что два человека могут искать друг друга годами, да так и не встретиться. Но мне нравится мой город.

МИРТА ЯНЬЕС

Гавана — очень большой город

(La Habana Es una Ciudad Bien Grande), 1980

Гавана была (а Хабана-Вьеха остается и по сей день) городом узких улиц — проложенных либо для удобства обороны, либо для большей тени — и тротуаров, настолько узких, что даже одному пешеходу трудно про ним пройти. Ричард Генри Дана-младший, знаменитый своим повествованием о плавании на торговом судне «Два года на палубе», заметил в 1859 году:

Дома построены так близко друг к другу, а улицы настолько узки, что они кажутся просветами между домами, а не настоящими дорогами. Не верится, что две повозки сумеют разъехаться, и все-таки им как-то это удается. Постоянно возникают заторы. Кое-где над целой улицей натягивают навес, от дома к дому, и мы ходим под длинным тентом.

Женщины в длинных юбках не могли ходить по тротуарам, улицы были грязные, движение опасное. «Настоящие леди», то есть белые женщины, не выходили из дому ни под каким предлогом. На улицах можно было увидеть только чернокожих женщин и мулаток (легко представить их обаяние), которые могли ходить куда угодно, выпивать, играть в азартные игры и даже, как утверждают некоторые, курить сигары. Кубинский писатель XX века Гильермо Кабрера Инфанте утверждал, что сигарные ленты[26], которые изобрел в 1830 году немец-иммигрант Густав Бок, были придуманы, чтобы женщины, когда курят, не касались табачного листа.

Узкий тротуар в Старой Гаване. Из журнала Frank Leslie’s Popular Monthly, август 1878 г.

Белые женщины оставались дома и сидели у окна, словно красивые птицы в клетках. Высокие окна были расположены почти на уровне улицы и закрывались железными решетками. У них не было стекол (и сегодня их не ставят, чтобы ветер свободно проникал в комнату).

Эти окна всегда привлекали приезжих, и не только потому, что через них столь красивые и хорошо одетые женщины любезничали с поклонниками на глазах у всех, но и потому, что в жаркую ночь было хорошо видно целые семьи. Энтони Троллоп писал, что семьи «проводили вечер, сидя возле большого открытого окна у себя в гостиной, и, поскольку эти окна почти всегда выходили на улицу, все, кто шел мимо, могли разглядеть внутреннее убранство целиком». Дана-младший писал: «Окна сделаны вровень с землей, находятся заподлицо с улицей, как правило, не имеют стекол, и ничего, кроме решетки, не мешает прохожему зайти в комнаты».

Тем временем чернокожий народ вкалывал на улицах, стараясь заработать на жизнь. Такие путешественники, как Троллоп, Дана-младший и автор путевых заметок XIX века Сэмюэль Хазард, подтверждали это.

Богатая белая молодежь занимала себя пустыми развлечениями. «Молодые люди, — писал Троллоп, — и многие из тех, кто уже не молод, проводят вечера и, судя по всему, значительную часть дня за мороженым и игрой в бильярд».

Когда молодые белые женщины из богатой семьи хотели выйти из дому, они отправлялись на прогулку в воланте. Так называли сделанные специально для молодых женщин повозки. Буквально все, кто побывал в Гаване в XIX веке, не могли удержаться от комментариев по их поводу. Молодая женщина никогда не выходила из воланте до возвращения домой. Она покидала повозку, лишь когда та оказывалась во дворе дома, но ни в коем случае не на улице. Если женщина хотела заглянуть в магазин, ее воланте останавливалась перед лавкой, и хозяин выходил ей навстречу. Воланте представляла собой что-то вроде повозки с отдельным сиденьем, возвышающимся на оси между двумя огромными спицевыми колесами. Две чрезвычайно длинные оглобли соединяли колеса с далеко отстоящим сиденьем возницы и одной-двумя лошадьми.

Флирт у гаванского окна. Из журнала Harper’s Weekly, 3 мая 1873 г.

Чем аристократичнее дама, тем больше расстояние между ней и возницей, что затрудняло движение по узким улицам и без того неуклюжим повозкам. О разворотах и речи не было. Воланте едва хватало на простой поворот в тесноте углов старой Гаваны, и, по словам Сэмюэля Хазарда, попытка сменить направление «сопровождалась крепчайшей руганью». С благородными манерами в Гаване всегда было туго.

Для того чтобы две воланте могли разъехаться в разные стороны, требовалось определенное искусство: не удивительно, что тротуары делали такими узкими. Раб, правивший воланте, калесеро, служил частью декора. Его наряжали в бархатный сюртук алого или другого насыщенного цвета, украшенный золотым или серебряным шнурком, белоснежно-белые штаны и жилет, черную шелковую шляпу с серебряной или золотой лентой, а также отполированные до зеркального блеска ботфорты. Серебряные стремена украшал герб хозяина. В результате казалось, что по улицам в расписной колеснице катится фруктовая ваза с прекрасной женщиной.

Воланте в Хабана-Вьеха. Из журнала The Drawing-Room Companion, 1851 г.

В Гаване XIX века повозки служили важным символом статуса, примерно как «кадиллаки» в Гаване 1950-х годов, — это позволяло похвастаться богатством. В первом же абзаце «Сесилии Вальдес» герой сообщает о своем положении с помощью наряда кучера и серебряных украшений на сбруе.

Пассажирское место подвешивалось на кожаных ремнях, поглощавших тряску, когда калесеро правил по ухабистой дороге на приличной скорости, разгоняя прохожих со своего пути. Многие из пешеходов в любом случае были чернокожими, поэтому отсутствию необходимого места на тротуарах никто не придавал значения.

* * *

К XIX веку Старый город уже не вмещал Гавану. Это произошло не только из-за роста населения, но также из-за энергичности и суматошности этого самого населения, которое уже нельзя было запереть в небольшом углу и отгородить стеной. Три вещи хабанеро обожали: бары, кафе и казино, и улицы полнились ими. Вечером начинались танцы, ведь если и есть что-то, что гаванцы любили больше выпивки и азартных игр, так это танцы.

Кто мог устоять перед таким местом? Уже в XIX веке Гавану переполняли туристы. Кстати, в этом городе изобрели карибский туризм намного раньше всех остальных и даже вырезали просторные комнаты-гроты в скалах у моря — их остатки можно видеть и сегодня, когда отлив и волны позволяют, — там гости могли купаться в океанской воде в приватных помещениях с уступами и каменными сиденьями, на которых можно было расслабиться, частично погрузившись в воду. Вход в такой грот позволял морской воде проникать в комнату, но, по словам Хазарда, был недостаточно велик, чтобы пропустить внутрь какое-нибудь «прожорливое чудовище». Возможно, имелись в виду акулы, которыми кишели местные воды. Гаванцы комнатами не пользовались. Они были склонны считать их некой блажью, нравившейся иностранцам.