Читать книгу "Мы в порядке - Нина Лакур"

Я ковыряю разошедшийся шов на пальце перчатки.

— Честно говоря, я его не пробовала.

— А-а.

— Но думаю, что это обычный дешевый кофе из закусочной.

Теперь я держусь подальше от забегаловок. Когда Ханна с друзьями зовут меня куда-нибудь поужинать, я сначала узнаю название кафе и ищу о нем информацию. Они дразнят меня «гастрономическим снобом», а я им подыгрываю, хотя дело вовсе не в моей разборчивости. Я просто боюсь, что однажды что-нибудь застигнет меня врасплох. Горький кофе. Пластинки плавленого сыра. Твердые помидоры — такие неспелые, что еще белеют в сердцевине. Самые невинные вещи могут натолкнуть на воспоминания о худшем.

Я хочу быть поближе к окну, потому пересаживаюсь. Стекло такое холодное, что я чувствую это даже сквозь перчатки. Чем ближе мы к магазинам, тем больше огней разлиновывают улицу, растягиваясь от одного фонаря до другого.

Всю жизнь зима для меня означала серое небо и дождь, лужи и зонты. Она никогда не выглядела так.

Венки на каждой двери. Семисвечники на подоконниках. Елки, сияющие сквозь приоткрытые занавески. Я прижимаюсь лбом к стеклу и смотрю на свое отражение. Я хочу быть частью этого предпраздничного мира.

Мы доезжаем до нужной остановки и выходим на мороз. Автобус трогается с места, и перед нами открывается вид на площадь со сверкающей елью в золотых игрушках.

У меня екает сердце.

Каким бы атеистом ни был Дедуля, он обожал праздники. Каждый год мы покупали дерево с Деланси-стрит. Парни с тюремными наколками привязывали елку к крыше машины, а потом мы уже сами тащили ее на второй этаж. Я доставала игрушки из шкафа в коридоре. Все они были очень старыми. Я не знала, какие из них принадлежали моей маме, а какие — бабушке, но это и не важно. Игрушки были единственным доказательством того, что мы с Дедулей — еще не вся наша семья. Даже оставшись одни, мы все же были частью чего-то большего. Дедуля готовил печенье и хмельной гоголь-моголь. Мы развешивали украшения под рождественские песни по радио, а потом брали кружки, откидывались на диван и любовались своей работой.

— Боже мой, — говорил он. — Вот это елка!

Воспоминание едва успело промелькнуть, а меня уже охватывают сомнения. А так ли все было на самом деле? Живот тянет. Ты думала, что знаешь его.

Я хочу купить подарки.

Что-нибудь для Мейбл. Что-нибудь для Аны и Хавьера. Что-нибудь для Ханны — я оставлю сверток у нее на кровати, и она обнаружит его, когда вернется после каникул; или, может, возьму подарок с собой на Манхэттен, если все же решусь с ней повидаться.

В гончарной мастерской горит свет. Кажется, еще слишком рано, но на окне я замечаю табличку «Заходите».

Впервые я побывала здесь осенью, но тогда я слишком нервничала и невнимательно разглядывала товары. Я первый раз выбралась куда-то с Ханной и ее друзьями и все время твердила себе, что нужно не выделяться — смеяться со всеми, иногда самой что-то говорить. Они не хотели долго торчать в магазинах, и мы просто шатались от одного к другому, но здесь все было таким красивым, что я не смогла уйти с пустыми руками.

Я выбрала желтые миски. Они были тяжелые и солнечные и идеально подходили для хлопьев или супа. Теперь каждый раз, когда Ханна берет мою миску, она с сожалением вздыхает, что не купила себе такие же.

Мы с Мейбл заходим в магазинчик. За прилавком никого нет, но внутри тепло и светло, все в коричневых тонах и отделано разноцветным стеклом. В печке горит огонь, с деревянного стула свешивается шарф.

Я подхожу к полкам с посудой, чтобы выбрать подарок Ханне. Я думала, что куплю ей такой же комплект, как у меня, но сейчас выбор гораздо больше. Есть мшисто-зеленые миски — любимого цвета Ханны. Я беру две и оглядываюсь на Мейбл. Мне очень хочется, чтобы ей здесь понравилось.

Она отыскала длинную веревку с колокольчиками. Каждый из них отличается цветом и размером, на каждом особенный узор. Мейбл дергает один колокольчик, прислушивается к звону и улыбается. Я вдруг чувствую, что привести ее сюда было правильным решением.

— О, привет! — Из двери за прилавком выглядывает женщина, ее руки перепачканы глиной. Я узнаю ее. В прошлый раз я почему-то не догадалась, что она гончар, а теперь меня это даже обрадовало. — Я тебя помню, — говорит она.

— Да, мы с соседкой заходили сюда пару месяцев назад.

— Добро пожаловать. Рада видеть тебя снова.

— Я возьму эту пару и посмотрю что-нибудь еще, — говорю я, протягивая ей зеленые миски.

— Да, конечно. Зови, если что-нибудь понадобится. Я тут рядом, кое-что доделываю.

Я ставлю миски рядом с пачкой открыток — приглашений на вечеринку в честь трехлетия мастерской. А я-то думала, что магазин открылся гораздо раньше… Он такой теплый и уютный. Интересно, чем занималась его хозяйка, прежде чем оказалась здесь? Ей, скорее всего, столько же лет, сколько родителям Мейбл. Пепельные волосы убраны заколкой, в уголках глаз — тоненькие морщинки. Обручального кольца я не заметила.

Не знаю почему, но я нутром чую, что в прошлом с ней что-то случилось: какая-то боль скрывается за ее улыбкой. Я почувствовала это еще в тот раз. Она взяла у меня деньги, и мне показалось, будто она хочет, чтобы я осталась. Интересно, есть ли невидимая связь между теми, кто пережил потери? Не обычные потери, которые случаются с каждым, а такие, которые уничтожают твою жизнь, уничтожают тебя, так что в отражении ты видишь уже не свое, а чье-то чужое лицо.

— Для кого это? — спрашивает Мейбл.

— Для Ханны.

Она кивает.

— Я хочу купить подарок твоим родителям, — говорю я. — Как думаешь, что бы им здесь понравилось?

— Да что угодно. Здесь все такое красивое.

Мы вместе рассматриваем несколько вещиц. Затем я вновь прохожусь по магазину, а Мейбл возвращается к колокольчикам. Я вижу, как она проверяет ценник на одном из них. У Аны и Хавьера в каждой комнате цветы, поэтому я внимательно разглядываю уголок с вазами.

— Как тебе? — спрашиваю я, поднимая круглую вазу. Она пыльно-розового цвета, такая нежная, что отлично впишется в их яркие комнаты.

— Идеально, — отвечает она. — Им понравится.

Я выбираю подарок и для себя: горшок для пеперомии того же пыльно-розового оттенка, что и ваза Аны с Хавьером. Все это время я держала растение в пластиковом горшке, а этот выглядит куда красивее.

Хозяйка уже сидит за прилавком и делает какие-то пометки на бумаге. Я подхожу к ней с вазой, испытывая непреодолимое желание остаться. Протягиваю банковскую карточку и, когда она отдает мне чек, наконец набираюсь смелости спросить.

— Я хотела узнать, — произношу я, пока она заворачивает первую миску в бумагу. — Вы случайно не ищете продавца?

— Ах, — говорит она. — Если бы! Но я работаю одна, да и дел тут совсем немного.