Читать книгу "Лакки Старр и большое солнце Меркурия - Айзек Азимов"

Кук остановился.

– Это вход номер два.

Дэвид кивнул.

– Хорошо. Надеюсь, мы скоро увидимся.

– Надеюсь, тоже.

Кук со своей обычной мрачной серьезностью открыл вход, а Счастливчик и Верзила надели шлемы, плотно зажав парамагнитные швы. Старр почти с удовольствием сделал первый вдох запасенного воздуха, он к нему привык.

Сначала Счастливчик, за ним Верзила вошли в шлюз. Дверь за ними закрылась.

Дэвид спросил:

– Готов, Верзила?

– Конечно, Счастливчик. – Голос его громко прозвучал в наушниках, фигура Верзилы в ярком свете шлюза казалась тусклой.

Открылась дверь в противоположной стене. Они почувствовали, как уходит в вакуум воздух, и прошли в дверь.

Она закрылась за ними. И стало темно.

Они стояли в абсолютной темноте тихих и пустых шахт Меркурия.

Глава 7. Шахты Меркурия

Они зажгли фонари, и тьма немного отступила. Перед ними открылся туннель, уходящий в темноту. Освещенное пространство обрывалось внезапно, что неизбежно в пустоте. За пределами прямых лучей света все было темно.

Высокий землянин и его маленький товарищ марсианин начали углубляться во внутренности Меркурия.

Верзила с любопытством осматривался в свете фонарей; туннель напоминал ему виденные на Луне. Закругленный с помощью бластеров и дезинтеграторов, он уходил вперед, казалось, в бесконечность. Стены изгибались и мягко переходили в скалистый потолок. Туннель имел овальную форму в поперечном сечении, чуть приплюснутую вверху и сильно – внизу. Такая форма обладает особой прочностью.

Через воздух в своем костюме Верзила слышал собственные шаги. Шаги Дэвида он ощущал благодаря легкой вибрации почвы. Не совсем звук, но для человека, который всю или почти всю жизнь провел в вакууме, он так же полон значения. Он «слышал» эти вибрации почвы, как обычный человек слышит вибрации воздуха, которые мы называем звуком.

Периодически они проходили мимо скальных колонн: породу не стали удалять, и она служила опорой для слоев скалы между туннелем и поверхностью. Опять похоже на шахты Луны, только здесь колонны толще и многочисленней: хоть сила тяжести Меркурия и мала, она все же в два с половиной раза превосходит лунную.

От главного ствола, по которому они шли, в стороны отходили туннели. Счастливчик, казалось, не торопился; у входа в каждый такой туннель он останавливался и сверялся с картой.

Для Верзилы самой тоскливой особенностью пути были признаки недавнего человеческого пребывания: болты, к которым крепились иллюмопластины, заливавшие туннели ярким светом, небольшие выемки, где некогда парамагнитные реле создавали трение для тележек с рудой, изредка боковые ниши; тут размещались помещения, где шахтеры могли поесть и передохнуть, лаборатории для испытания образцов породы.

Все теперь размонтировано, вынесено, осталась только скала.

Но Верзила был не таким человеком, чтобы тосковать из-за подобных вещей. Ему не хватало действия. Он пришел сюда не для простой прогулки.

Он сказал:

– Эргометр ничего не показывает.

– Я знаю, Верзила. Скройся.

Он сказал это спокойно, без ударения, но Верзила знал, что это значит. Он настроил свое радио на направленную волну с зашифрованной передачей. Это не входит в обычное оборудование космического костюма, но Старр и Верзила к нему привыкли. Верзила добавил шифровальное устройство, когда готовил костюмы, почти автоматически.

Сердце его забилось чуть быстрее. Когда Старр обращается к зашифрованной связи, опасность близко. Ближе – во всяком случае. Он спросил:

– В чем дело, Счастливчик?

– Пора поговорить. – Голос Дэвида звучал будто издалека и доносился одновременно со всех направлений. Это из-за дешифратора, который всегда оставляет какой-то «шум».

Старр сказал:

– Это туннель семь-а, в соответствии с картой. Он ведет к одному из вертикальных стволов, выходящих на поверхность. Я иду туда.

Верзила удивленно спросил:

– Зачем?

– Чтобы подняться на поверхность. – Дэвид слегка рассмеялся. – Для чего же еще?

– Зачем?

– По поверхности доберусь до «Метеора». Когда я ходил туда в последний раз, отнес в рюкзаке костюм для солнечной стороны.

Верзила медленно обдумал это и спросил:

– Значит, ты собираешься на солнечную сторону?

– Да. Иду к большому Солнцу. По крайней мере не заблужусь. Надо только идти на свет короны на горизонте. Очень просто.

– Послушай, Счастливчик. Я считал, что мы ищем в шахтах сирианцев. Разве ты не доказал на банкете, что они там?

– Нет, Верзила, не доказал. Просто так говорил, чтобы все поверили.

– А мне почему не сказал?

– Мы уже обсуждали это. Ты можешь не вовремя вспылить. Если бы я тебе сказал, что наш поход в шахты только часть плана, ты мог бы все это выпалить, если бы Кук тебя рассердил.

– Да нет, Счастливчик. Просто ты не любишь говорить, пока все не обдумаешь.

– И это тоже, – признался Дэвид. – Ситуация такова. Я хотел, чтобы все считали, что я иду в шахты. Никто не должен был заподозрить, что я собираюсь на солнечную сторону. Никто, в том числе и ты, Верзила.

– Почему? Или это по-прежнему тайна?

– Вот что я могу тебе сказать. Я сильно подозреваю, что за саботажем скрывается кто-то в Куполе. В сирианцев я не верю.

Верзила был разочарован.

– Значит, в шахтах никого нет?

– Я могу ошибаться. Но я согласен с доктором Куком. Невероятно, чтобы сирианцы затратили столько усилий и соорудили тайную базу на Меркурии для саботажа. Если бы им это потребовалось, они скорее всего подкупили бы землянина. Кто-то ведь разрезал костюм. В этом-то сирианцев винить нельзя. Даже доктор Певерейл не предполагает, что в Куполе есть сирианцы.

– Значит, ты ищешь предателя, Счастливчик?

– Я ищу саботажника. Это может быть предатель, продавшийся сирианцам, или он может действовать по собственным причинам. Ответ надеюсь найти на солнечной стороне. И надеюсь еще, что моя дымовая завеса насчет сирианского вторжения не даст виновному скрыться или подготовиться к моему приему.

– И чего же ты ждешь?

– Узнаю, когда найду.

– Ну ладно, – сказал Верзила. – Меня ты убедил. Идем. Пора двигаться.

– Стой! – в замешательстве воскликнул Старр. – Великая Галактика, парень! Я сказал, что я иду. У нас только один изоляционный костюм. Ты остаешься здесь.

Впервые в сознание Верзилы проникло значение местоимения, которым пользовался Дэвид. Он все время говорил «я». Ни разу не сказал «мы». И все же Верзила по долгой привычке к совместным действиям считал, что его «я» значит «мы».