Читать книгу "Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля - Антон Первушин"

Что касается повседневной жизни, то поначалу у клушинцев не было серьезных проблем. Валентин Алексеевич вспоминал: «Особого голода в военные годы в селе не было: сперва были свои продукты; затем собрали урожай; в первую зиму немцы забрали у нас только овес и ячмень для своих лошадей, а рожь и пшеницу раздали населению по количеству едоков. Второй оккупационный год посеяли, посадили и собрали урожай».

На подмосковном фронте тем временем происходили грандиозные и страшные события. Советское командование решило развить успех декабрьского контрнаступления и разгромить группу армий «Центр», не дожидаясь, пока противник закрепится и подтянет резервы. 8 января 1942 года началась операция, получившая название Ржевско-Вяземской. В ней участвовали войска Калининского и Западного фронтов при содействии Северо-Западного и Брянского фронтов. Вначале успех сопутствовал Красной Армии, однако к концу января ситуация резко изменилась: немецкое командование спешно перебросило из Западной Европы двенадцать дивизий и две бригады, которые нанесли серию контрударов, после чего часть советских войск оказалась в окружении и понесла колоссальные потери: к концу апреля они достигли 272 тысяч человек убитыми и 504 тысяч человек ранеными. Группа армий «Центр» тоже была обескровлена, потеряв в общей сложности свыше 330 тысяч человек (фактически половину личного состава), но сумела удержать Ржев и так называемый Ржевско-Вяземский плацдарм (или Ржевский выступ), на котором закрепились войска 9-й и частично 4-й армий. Попытки взять выступ в «котел», предпринимаемые РККА в течение 1942 года, не увенчались успехом. Фронт пролегал всего в 20 км от Гжатска, но, чтобы преодолеть их, советским бойцам понадобился целый год.

Клушино вместе с Гжатском оказались в ближнем тылу немецких войск. В начале лета туда вступила новая часть. В доме Павла Ивановича, ушедшего с колхозным стадом на восток, поселился офицер в чине полковника, а дом Алексея Ивановича решили отдать под мастерскую и жилье механика по имени Альберт, вроде бы баварца. Анна Тимофеевна вспоминала:

«Алексей Иванович вырыл на огороде землянку. Она была глубокая, крыша в три наката. Вскоре пошли дожди, вода заливала пол, доходила до нар.

Сначала мы старались откачивать воду, выстраивались цепочкой и вычерпывали по сто ведер воды. Но вода не уходила. Тогда Алексей Иванович сказал: выроем другую. Вторая землянка спасала нас всё дальнейшее время оккупации. Алексей Иванович рыл, приговаривал:

– Фашист нас уничтожить хочет, не поддадимся».

Именно в этой землянке Гагарины прожили до весны 1943 года. В современных публикациях можно встретить утверждение, что она сохранена в неизменном виде и является частью дома-музея детства Юрия Алексеевича Гагарина в Клушине. Однако в действительности и землянка, и сам дом являются реконструкциями, построенными в начале 1970-х годов для увековечивания памяти первого космонавта.

В 1942 году всем уже стало ясно, что блицкриг, на который рассчитывали гитлеровцы, провалился. Если кто-то из немецких солдат, воевавших в составе армий группы «Центр», поначалу и верил, что несет на восточные земли освобождение от «большевистского ига», то ожесточенное сопротивление советских войск и ширящееся партизанское движение развеяли эти иллюзии, порожденные пропагандой Геббельса. Оккупационные власти и без того не отличались мягкостью по отношению к местному населению, а через год после начала войны утратили какую-либо меру в терроре. В Гжатске, на Смоленской улице, был построен концентрационный лагерь, где содержали пленных красноармейцев и гражданских лиц, уличенных в связях с партизанами; условия содержания в этом лагере были таковы, что люди погибали от холода и голода. Многих крестьян выгоняли из собственных домов, как семью Гагариных. Власти изымали продуктовые запасы и теплую одежду, уводили скотину. Немецкие солдаты не брезговали мелким мародерством. Любое сопротивление жестко каралось, наказания варьировались от палочных ударов до расстрела. Известны случаи, когда немцы казнили людей, которые укрывали попавших в окружение красноармейцев.

В этой атмосфере бесконечного страха и насилия механик Альберт был скорее нормой, чем исключением. Но всё равно его жестокие выходки запомнились Гагариным навсегда. Можно сказать, что одна из них увековечила баварца, поскольку ее подробности мы находим во множестве самых разных источников. Вновь обратимся к мемуарам Анны Тимофеевны:

«Наш дом занял фашист Альберт. ‹…› На досуге любил развлекаться. То на глазах у голодных ребят скармливал собаке консервы, то начинал стрелять по кошкам, то принимался рубить деревья в саду.

Детей наших он ненавидел. Однажды Юра ворвался в землянку с воплем:

– Альберт Бориску повесил!

Я кинулась наверх. На дереве, подвешенный за шарф, висел мой младшенький. А рядом, уперев руки в бока, закатывался от смеха фашист. Я подлетела к яблоне, подхватила Бореньку на руки. Ну, думаю, если Альберт проклятый воспрепятствует, лопатой зарублю! Пусть потом будет, что будет. Не знаю, какое у меня лицо было, только Альберт глянул на меня, повернулся, в дом зашагал – сделал вид, что его кто-то окликнул. А я мигом в землянку.

Раздели мы с Юрой Бореньку, уложили на нары, стали растирать: смотрим – порозовел, глаза приоткрыл. Когда он в себя пришел, я увидела, что с Юрой творится неладное. Стоит, кулачки сжал, глаза прищурил. Я испугалась. Подошла, на коленки к себе сына посадила, по голове глажу, успокаиваю:

– Он же нарочно делает, чтобы над тобой тоже поиздеваться, чтобы за пустяк убить. Нет, Юра, мы ему такую радость не доставим!

Думала, убедила сыночка. Прошло несколько дней, слышу, Альберт с мотоциклом своим возится, завести не может. Вышла из землянки, наблюдаю издалека. А уж когда он из выхлопной трубы мусор какой-то выковырял, сразу же поняла. Альберт ругнулся, к нам зашагал. Я к нему навстречу пошла, он мне на ломаном русском и говорит:

– Передай твой щенок, чтобы мне на глаза не попадаться.

Па большее не решился. Фронт тогда уже дрогнул, артиллерийская канонада не умолкала. Всем было ясно: немцам здесь долго не продержаться.

Несколько дней Юра не ночевал в землянке – устроила я его у соседей, подальше от ненавистного Альберта. Когда Юра вернулся, я всё наказывала ему:

– Не подходи ты к немцам. Держись подальше! Да и за братом следи».

Но, конечно, удержать мальчишек от мелкого вредительства по отношению к оккупантам было невозможно. Юрий Алексеевич потом вспоминал, что вместе с приятелями он разбрасывал гвозди и стекло на дорогах, прокалывал шины немецких машин. И это было, пожалуй, всё, что они могли сделать в таком возрасте.

Надо сказать, что положение семьи Гагариных, несмотря на жизнь в землянке, было в целом получше, чем у большинства клушинцев. Оккупационные власти прослышали, что до войны Алексей Иванович периодически работал на мельнице, и определили его мельником. В помощники назначили бывшего красноармейца Виктора Каневского. Муку мололи, конечно, не только для немцев, но и для односельчан. Из-за этого Алексей Иванович даже пострадал, о чем сохранилась запись в «Акте учета злодеяний немецко-фашистских захватчиков»: «В с. Клушино широко применяли порку ремнем, кнутом, а то и палкой. Пороли за всякий малейший проступок, нарушающий распоряжение комендатуры. Так, например, Гагарин Алексей Иванович, 40 лет, получил 10 ударов за то, что отказался одной гражданке смолоть рожь вне очереди, а ее, как оказалось, прислал комендант…»