Читать книгу "Золото Трои - Майкл Вуд"

АРХЕОЛОГИЯ: СТАНОВЛЕНИЕ НОВОЙ НАУКИ

Во времена Шлимана само понятие «археология» лишь начали использовать в его современном значении. Понадобилась бы целая книга, чтобы обрисовать интеллектуальные основы изучения древнего мира в середине XIX в. Без точной биографии Шлимана мы не можем сказать точно, сколько современных научных дисциплин он освоил. Что он читал в Париже, когда в 60-е гг. был там «взрослым студентом»? Позже он демонстрировал удивительный кругозор, но особенно хорошо знал лингвистику и сравнительную этнологию. Он посещал все крупные музейные коллекции с целью их сравнения с часто озадачивающими находками в Трое. Если ему и не хватало свойственной настоящим ученым самодисциплины («прилежный», но не «светлая голова», говорил его школьный учитель), а его теории бывали притянутыми за уши, то мысль работала в правильном направлении. Его идеи становились яснее по мере развития его научной карьеры, поскольку он прибегал к помощи специалистов — Вирхова, Сэйса, Мюллера, Дёрпфельда и других, многие из которых были выдающимися учеными в своей области. Сегодня стало привычным осмейвать археологические методы Шлимана, как и его характер. Лучше вспомнить, что, в рамках общих исследований прошлого, период с 1850 по 1890 г. был, пожалуй, самым революционным в истории науки. В 1859 г. Чарльз Дарвин опубликовал «Происхождение видов» и создал совершенно новый климат для изучения истории и развития цивилизации. (Любопытно, что одним из первых ученых, публично похваливших работы Дарвина, был английский антиквар Джон Эванс, отец организатора раскопок в Кноссе.) Описание доисторической эпохи только-только обретало язык науки. Да и термин — доисторический — стал общеупотребительным в Европе с публикацией работ Даниела Вильсона «Prehistoric Annals [Доисторические анналы]» в 1851 г. и Джона Лаббока «Prehistoric Times [Доисторические времена]» в 1865 г. Именно Лаббок ввел в обиход слова «палеолит» и «неолит». Главный его труд «The Origin of Civilization [Происхождение цивилизации]» (название созвучно дарвиновскому) вышел в свет в 1870 г., за шесть лет до того, как раскопки Шлимана в Микенах навсегда изменили наши представления об истоках европейской и особенно Эгейской цивилизаций.

В зрелые годы Шлимана, перед началом раскопок Трои, большинство западных интеллектуалов воспринимали слово «цивилизация» как обозначение их собственной культуры: христианство, все западное, капитализм, буржуазная демократия. Они читали античных авторов и Библию, а такие империи, как Британская и Германская, казались им логической кульминацией античной культуры, очагами которой были Рим (форма правления и законы), Израиль (религия и мораль) и Греция (интеллектуальные, художественные и демократические идеалы). Такой была «цивилизация», и, следовательно, под «историей» понималось простое формирование западных традиций на базе древнегреческих, римских и древнееврейских идей. Но с середины столетия археология начинает открывать богатства цивилизаций куда более древних — египетской, ассирийской, вавилонской и шумерской. Когда их языки были расшифрованы, выяснилось, что эти культуры оказали огромное влияние на развитие «молодых» цивилизаций Средиземноморья. Открытия в Месопотамии и Египте, изучение хеттской и минойской культур стали важными первыми шагами, за которыми последовали исследования незападных цивилизаций Индии, Китая и доколумбовой Америки. Так родилась наука археология. В XVII в. этим словом называли изучение истории вообще. А современное значение — научное изучение материальных остатков древней истории — дал ей в 1851 г. Вильсон в работе «Prehistoric Annals». Всего лишь 30 лет спустя, в 1880 г., Р. Докинс написал в «Early Man [Древний человек]»: «Археологи возвели изучение древностей в ранг науки». Это было во многом достижением Шлимана. Немецкий патолог Рудольф Вирхов писал: «Сегодня бесполезно спрашивать, с правильных или ложных посылок Шлиман начинал свои исследования. Не только успех решил исход дела в его пользу, но также и его научный метод».

ШЛИМАН И РОМАНТИЗМ

Со стремлением Шлимана стать серьезным ученым соседствует другой аспект его интеллектуального и нравственного облика, заслуживающий упоминания. Если мы понимаем его правильно, то важнейшей побудительной чертой его натуры был романтический филэллинизм, любовь ко всему греческому. Детство и юность Шлимана совпали с событием, которое оказало огромное влияние на многих европейских художников и мыслителей, — с войной греков за независимость.

Между тем днем 1453 г., когда Кириак Анконский въехал рядом с Мехметом II в захваченный турками Константинополь, и днем, когда лорд Байрон умер в малярийных болотах Миссолонги, западноевропейская культура бурно развивалась, что мы ощущаем и сейчас. Повторное открытие античной греческой культуры в эпоху Ренессанса стало сильным потрясением для Европы, и именно в тот период, когда в Греции возникли идеи возрождения эллинской нации, она была порабощена Османской империей, стала одной из самых нищих провинций, ее экономика и культура пали. Война за независимость и возрождение Эллады поддерживалась из-за рубежа. Освободительной войне 1820-х гг. предшествовал мощный поток книг западных эллинистов, посвященных истории и культуре Древней Греции. Как и полагали в XV в. Плетон и Кириак, национализм и археология шли рука об руку. Люди искусства того времени — поэт Байрон или, чуть позже, музыкант Берлиоз, автор «Троянцев», были проникнуты романтическим филэллинизмом, который, очевидно, и воодушевил самоучку Шлимана. «Возвращение к жизни моей любимой Греции», как говорил он, было общей целью интеллигенции XIX в., и новая наука, археология, не могла оказаться в стороне. В каком-то смысле это самая романтическая из всех наук, занимающаяся подлинным физическим восстановлением утерянного прошлого. До известной степени физическое возрождение Древней Греции, которое началось с раскопок античных поселений в Олимпии и на Самофракии в 1860-е гг. и продолжалось под руководством Шлимана в 70-х гг. в Трое, Микенах и других местах, стало логической кульминацией филэллинизма XIX в. Только этим можно объяснить подлинное, по-видимому, стремление Шлимана «доказать правдивость» древних сказаний, даже более сильное, чем желание найти сокровища. Его эпоха была очень беспокойной, пораженной проказой революций и захватнических войн. Ее апофеозом стала страшная франко-прусская война 1870–1871 гг. (непосредственным свидетелем которой оказался Шлиман — соседние дома на его улице в Париже были разрушены артиллерийским огнем). Великие достижения «цивилизации» XIX в. в глазах многих поблекли, будущее представлялось ужасным. Что могло быть заманчивей идеи восстановления истории минувших времен? Назад, к культуре благородных стремлений, морального величия! «Я прожил свою жизнь среди полубогов. Я знаю их так хорошо, что чувствую, что и они должны были узнать меня», — писал Берлиоз о гомеровских героях.

Несомненно, и Шлиман чувствовал то же.

ГДЕ БЫЛА ГОМЕРОВСКАЯ ТРОЯ?

Там нет камней безымянных.

Лукан

Античный Илион (по латыни: Ilium Nonum) занимал северо-западный угол низкого плато между реками Мендерис (античный Скамандр) и Дюмрек (Симоис). Этот греко-римский город был довольно обширным: его стены охватывали участок площадью примерно 1200 на 800 ярдов. Но на его северо-западной оконечности возвышался холм, который резко обрывался к равнине. Холм поднимался примерно на 30 футов над плато и на 130 — над равниной. Вполне вероятно, что он был выше и круче в бронзовом веке, прежде чем его подровняли древние строители. На этом холме, известном под названием Гиссарлык («место крепости»), располагался акрополь античного города с общественными зданиями и храмом Афины. В спорах об утерянной гомеровской Трое ему никто не уделял внимания. Часть круглой стены, построенной при Александре Македонском, еще была еле видна в зарослях подлеска и олив в 1740-х гг. К 1801 г., когда сюда пришел Эдвард Кларк, фундаментные блоки вовсю разворовывались местными турками. К середине XIX в. их вообще не осталось, и сейчас трудно проследить даже линию периметра. Тем не менее по оставшимся следам и монетам Кларк справедливо заключил, что эта «древняя цитадель на высшей точке поверхности, окруженная со всех сторон плоской равниной», была «явно остатками Нового Илиона». Но, несмотря на то что некоторые ученые согласились с предположением кабинетного топографа Макларена, сделанным в 1822 г., что здесь же находилась гомеровская Троя, до Фрэнка Калверта и Шлимана не было предпринято никаких попыток проверить гипотезу.