Читать книгу "Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон"

За десять лет после Войны за независимость в Америке только одни британцы ежегодно перевозили почти сорок тысяч рабов в Вест-Индию. Там примерно четверть из числа депортированных людей умирали в течение полутора лет после прибытия. К концу века две тонны Карибского сахара стоили столько же, сколько жизнь одного раба.

Каждая чайная ложка растворимого сахара имела привкус горького существования африканцев. Каждая рассыпанная белая крупинка становилась мерой смертности чернокожих. Более того, надсмотрщики признавались, что «убивают от 30 до 40 негров в год» для увеличения производительности сахара на примерно 30—40 хогсхедов. [Хогсхед — мера емкости, примерно 240 л. — Прим. перев.] Они же заявляли, что «производство приносило прибыль, более чем покрывавшую эти потери»[110].

Неудивительно, что художник Генри Фьюзели, когда ему восхищенно говорили о великолепных зданиях Ливерпуля, представил, как «кровь негров просачивается сквозь стыки между камнями»[111]. Понятно, отчего доктор Джонсон объявил Ямайку «местом большого богатства и ужасающей дикости, логовом тиранов и тюрьмой рабов». Он поднимал тост за «следующее восстание негров в Вест-Индии»[112].

Естественно, ужасы работорговли подчеркивались теми, кто хотел ее уничтожить. И современные популярные мнения базируются на пропаганде XVIII века, хотя они усилены антирасистской риторикой уже XXI века. Перевозка негров из Африки в Америку, которую осуществляли английские корабли, ходившие по маршруту в форме треугольника, сравнивается с транспортировкой евреев в нацистские концентрационные лагеря. Однако современные ученые выступают против рассказов, «наполненных насилием и ужасами эксплуатации»[113]. Они представляют работорговлю как «деловое предприятие, экономическое явление»[114]. Ученые указывают, что рабы становились все более дорогим товаром, их покупали у опытных дилеров в хорошо организованных африканских государствах. В более поздние времена чернокожих перевозили через Атлантику на специально построенных для этой цели судах. Невольники стали стоить больше, поэтому, как правило, смертность среди них оказывалась ниже, чем у белого экипажа. (Как раз с белыми матросами обращались грубо и жестоко). Во время каждого морского путешествия за рабами погибало от одной пятой до одной четверти из числа команды.

Несомненно, версия ученых разумна и логична. Но торговая статистика часто не учитывает нравственных аспектов. Если фокусироваться на стоимости рабов, а не на ценности людей, то получится сокрытие истинной цены этой торговли. А эту цену можно найти в каждой дьявольской детали…

Типичный корабль работорговца конца XVIII века был быстрым, обладал легким вооружением. Его днище было покрыто медью, имелась прямая парусная оснастка. Водоизмещение такого судно составляло примерно 200 тонн, длина — 68 футов, ширина — 24 фута (на траверзе), осадка — 12 футов.

Команда состояла примерно из сорока моряков, многие из них носили косички. Это были «белые рабы, похищенные в трущобах Ливерпуля и Бристоля», где стали жертвами крашеных девиц и грога[115]. Они отправлялись в плавание к берегам Западной Африки, которое длилось несколько недель.

Работорговля шла от Сенегала до Анголы. Берег был поделен на сегменты с экзотическими названиями, которые вызывали в воображении видения Эльдорадо. Они назывались «Рабский Берег», «Золотой Берег», «Берег Слоновой Кости» и «Зерновой Берег». С последнего экспортировали перец малагетту («райские зерна»), Но европейцы считали адом этот жаркий приморский район, лежащий на низменности и окруженный джунглями, болотами и саванной. О берег ударяли огромные волны, безопасных бухт оказалось недостаточно. Лишь иногда какие-то речушки вели в глубину материка.

То была незнакомая, чужеродная, дикая местность, наполненная запахом специй, криками животных и боем барабанов. «Это странные, привлекательные, наводящие на размышления дикие звуки, — утверждал Конрад. — Возможно, они обладали столь же глубоким значением, как перезвон колоколов в христианской стране»[116].

Среди первобытной растительности выделялись огромные деревья — мангровые, банановые, финиковые, там были пальмы, сосны, нависающие над водой, словно лес корабельных мачт.

Белые люди очень редко осмеливались заходить вглубь континента. До экспедиции Мунго Парка в 1793 г. географы Африканского Общества при попытке составить карту континента «во многом полагались на Геродота»[117].

Провалы в античных картах, если перефразировать знаменитый катрен Свифта, заполнялись воображением и слухами. Рассказывались ужасающие истории о яростных и диких племенах, которые практиковали каннибализм и человеческие жертвоприношения, горкой выкладывая человеческие головы перед воротами деревни. Это напоминало пирамиды из ядер в арсенале. Несомненно, из-за того, что подобная практика когда-то являлись зерном на расистской мельнице, теперь о ней не услышишь, существует словно бы заговор молчания.

Современные историки утверждают, что жертвоприношения были относительно милосердны, ограничены в масштабах и выражали религиозное рвение или сыновнее почтение. Часто все происходило добровольно, а там, где проявлялось несомненное варварство, оно стало результатом контакта с европейцами.

Но на самом деле огромное и все увеличивающееся число африканцев ритуально приносили в жертву в таких местах, как Бенин и Дагомея[118]. Каждый подданный «воспитывался с мыслью, что его голова принадлежит царю»[119].