Читать книгу "Куда ж нам плыть? Россия после Петра Великого - Евгений Анисимов"

Слово на погребение

В маленькую церковь посреди недостроенного Петропавловского собора – второй яркий символ империи Петра – была допущена только знать и, по-современному говоря, «представители общественности» – горожане, купцы, иностранцы – во избежание вполне понятной в ограниченном пространстве давки. Церемония панихиды не была долгой. Как писал Феофан, это было «обычное по уставу погребальное последование», т. е. процедура продолжительностью не более часа.

Во время панихиды Феофан произнес краткую, минут на десять, речь – «Слово на погребение Петра Великого», вошедшую в хрестоматии русского ораторского искусства. Именно она начинается впечатляющими до сих пор и памятными многим словами: «Что се есть? До чего мы дожили, о Россияне? Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное ли нам привидение? Ах, как истинная печаль! Ах, как известное наше злоключение! Виновник безчисленных благополучий наших и радостей, воскресивший аки из мертвых Россию и воздвигший в толикую силу и славу или паче – роджший и воспитавший, прямой сей Отечества своего отец, которому по его достоинству добрии российствии сынове безсмертну быти желали; по летам же и составу крепости многолетно еще жити имущего вси надеялися: противно и желанию и чаянию скончал жизнь!»

Феофан, непревзойденный оратор своего времени, блестяще владел живым, доходчивым, звучным словом. Человек опытный, умный, обученный мастерству оратора по античным законам элоквенции, он сразу овладевал душами слушателей. Хорошо поставленный, громкий голос, точный жест, подкупающе искренняя интонация, умение учесть все тонкие нюансы обстановки, времени, темы – все это делало архиепископа Псковского подлинным волшебником слова.

Речь Феофана построена очень искусно. Учитывая, что Петр умер больше месяца назад и к этому печальному факту люди начали привыкать, он призывает их оглянуться, очнуться, заново осознать, ЧТО свершается в это мгновение, понять, что это не сон, не наваждение, а суровая воля Бога, призвавшего одного из своих смертных на суд. Нельзя забывать, что сознательная жизнь большинства приутствующих на панихиде в основном прошла при царствовании Петра, – ведь он был царем долгих тридцать пять – да еще каких! – лет. И вот столь внезапный, трагический конец. Думаю, что голос Феофана тонул в плаче и стенаниях слушателей – людей более эмоциональных, чем мы, людей, которые могли падать в обморок от счастья, позора, горести, внезапно заболевать нервной горячкой.

Посмотрим, говорит оратор, кем был для нас Петр Великий, оценим его роль в нашей жизни и истории России. Он был ее непобедимым Самсоном, разорвавшим пасть шведскому льву, мужественным мореплавателем, подобным библейскому Иафету. Кроме того, он был ее мудрым законодателем – таким, как Моисей, справедливым, как Соломон, судьей. Наконец, он был, как византийский император Константин, реформатором церкви. Но и в этих ярких сравнениях Феофан знает меру – нет привычных античных аналогий с Александром Македонским или Цезарем. Образ задан – и достаточно: «простирати речи не допускает настоящая печаль и жалость».

Далее следует новый поворот – и речь достигает своего апофеоза. Оглянитесь, россияне, смахните слезы, призывает Феофан, ведь все вокруг – творения его жизни ради жизни: чудный молодой город, доблестные полки его победоносной армии – все это существует, не видение это! «Оставил нас, но не нищих и убогих: безмерное богатство силы и славы его, которое вышеименованными его делами означилося, при нас есть. Какову он Россию свою сделал, такова и будет: сделал добрым любимою, любима и будет, сделал врагам страшную, страшная и будет, сделал на весь мир славною, славная и быти не престанет. Оставил нам духовныя, гражданския и воинския исправления. Убо, оставляя нас разрушением тела своего, дух свой оставил нам». Иначе говоря, «он умер, но дело его будет жить вечно».

И на этой эмоциональной волне Феофан произносит слова похвалы, обращенные к стоящей у гроба вдове: «Наипаче же в своем в вечныя отечествии, не оставил нас сирых. Како бо весьма осиротелых нас наречем, когда державное его наследие видим, прямого по нам помощника в жизни его, и подобонравного владетеля по смерти его, Тебе, всемилостивейшая и самодержавнейшая Государыня наша, великая Героиня, и Монархиня, и Матерь Всероссийская. Мир весь свидетель есть, что женская плоть не мешает тебе быти подобной Петру Великому».

Кончается речь традиционным призывом ко всем без различия сословиям еще теснее сплотиться вокруг трона, верностью и повиновением утешить «государыню и матерь вашу, утешайте и самих себя несумненным познанием, Петрова духа в Монархине вашей видяше, яко не весь Петр отшел от нас».

Здесь Феофан перечисляет членов осиротевшей царской фамилии, причем называет не имена, а степени родства членов семьи по отношению к Петру: «дщери, внуки, племянники», то есть не в том порядке, что был предусмотрен регламентом похоронного шествия. Дочери – это Анна и Елизавета, внуки – Петр и Наталья (отсутствовала по болезни), племянницы – Екатерина, Анна и Прасковья. Не думаю, что Феофан не знал официальной «расстановки» – протокол и до сих пор вещь строгая и обязательная, – все персоны перечислены именно в такой последовательности, скорее всего, не случайно: кто знает, что будет завтра, а архиепископ Псковский всегда думает о своем завтрашнем дне. В этом – весь Феофан, ловкий царедворец.

Церемония быстро заканчивается, гроб закрывают, возле него устанавливают круглосуточный караул, и темное низкое небо Петербурга раскалывается от страшного грохота: «Из всего паки мелкаго оружия, такожде и из всех пушек крепости и в Адмиралтействе вдруг страшный трижды гром великий издан».

Так, под гром и дым залпов, великий Петр сошел с арены мировой истории… На следующий день начались будни.

Глава 3

Может ли кухарка управлять государством?

Показуя свою милость

«Смерть царя, – доносил своему правительству голландский дипломат де Вильде в начале февраля 1725 года, – до сих пор не внесла никаких изменений, дела продолжают идти в направлении, какое было дано им раньше, и даже издан указ, предписывающий сохранить все по-старому».

Действительно, с первых шагов царствования Екатерина I и ее советники стремились показать всем, что знамя в надежных руках, что страна уверенно идет по пути, предначертанному великим реформатором. Лозунгом начала екатерининского царствования были слова указа 19 мая 1725 года: «Мы желаем все дела, зачатые трудами императора, с помощию Божиею, совершить».

Поначалу правительство опасалось выступлений армии, особенно тех ее частей, которые стояли на зимних квартирах на Украине. Ими командовал весьма авторитетный в войсках генерал князь Михаил Михайлович Голицын, принадлежавший по своим взглядам и родственным связям к потерпевшим поражение «боярам», или, по терминологии депеш иностранных посланников, «старым боярам» (vieux boyards). В помощники к нему был срочно послан верный Екатерине генерал Вейсбах. Но Голицын вел себя спокойно, и весной 1725 года за лояльность к новой власти и в признание его воинских заслуг в годы Северной войны он удостоился следующего воинского звания – генерал-фельдмаршала. Получили повышение и награды и другие генералы, в итоге произошла общая «подвижка» вверх по иерархии воинских чинов, что, как известно, военные всегда приветствуют. В.А.Нащокин вспоминал, что с воцарением Екатерины «во всей армии великая перемена чинам была произведена, а долговременно которые служили, получили по желанию отставку. Я тогда был в Белогородском пехотном полку, и, сколько есть в полку штаб– и обер-офицеров, все переменены чинами, кроме полковника».