Читать книгу "После Путина - Константин Долгов"

Наконец, последний важный момент, характеризующий действия Путина в первой его президентской кампании и, пожалуй, всю его последующую деятельность.

Путин тонко почувствовал, что российское население крайне негативно реагирует на политиков высшего звена, которые находятся в слишком заметной зависимости от покровителей и спонсоров. Поэтому Путин проявил максимальное уважение к Ельцину, подписав сразу после своего избрания указ, обеспечивающий предшественнику безопасность, но никогда и ничем не дал оснований заподозрить себя в зависимости от ельцинской личности или идеологии. То, что путинский курс не будет ельцинским, было продемонстрировано очень ясно в первые же месяцы выхода Путина на большую политическую сцену. Отсутствие зависимости от спонсоров было продемонстрировано открыто объявленной войной против олигархов. Путин, как уже говорилось ранее, категорически не выглядел самодуром, но самостоятельности придавал огромное значение, потому что такое же значение ей придавал российский народ.

И вот к какому выводу можно прийти. Постфактум многие политологи оценивали Путина в его первый срок как харизматика. Под харизмой обычно подразумевают некое загадочное личное обаяние, необъяснимую способность вести за собой большие массы людей или целое общество. Именно харизмой обычно объясняют масштабные успехи выдающихся исторических личностей. Но вот что я вам скажу: харизма — это полнейшая ерунда. Никакой харизмы нет и быть не может. Любые «необъяснимые» способности или качества — это, дорогие сограждане, результат обычного невежества. И то, что политологи, социологи, историки, психологи рассуждают о «харизматических личностях», говорит либо об их лени, либо о склонности к чрезмерной литературщине. Словечко «харизма» ничего не означает, а если вы не можете объяснить, почему за каким-то человеком готовы идти толпы, то просто послушайте, что он говорит, как он говорит и кто его слушает. И ничего необъяснимого не останется.

Так вот. Политологическое объяснение поддержки Путина (его легитимности) выглядит обычно так. Вначале его легитимность была традиционной, потому что его назначили преемником и он вроде бы унаследовал власть. Традиционная легитимность — это легитимность, опирающаяся на социальную привычку, сформированный десятилетиями, а то и веками стандарт. Вот у монархов, например, традиционная легитимность. Но уже после избрания, когда Путин стал вести президентскую деятельность, его легитимность, по мнению многих политологов, стала харизматической. То есть население России стало вроде как влюбляться в Путина. Путин заворожил население, вызвал чисто эмоциональную и необъяснимую симпатию, которая и стала фундаментом дальнейшей его поддержки.

Смею возразить. Дело в том, что типов легитимности, как правило, выделяют три. Бывает и больше, но классическая типология, которой все пользуются, была составлена немецким социологом Максимиллианом Вебером. Согласно его типологии, кроме традиционной и харизматической легитимности есть ещё одна: рациональная. Это легитимность, которая опирается на понимание населением действий политического лидера и солидарность с целями, средствами и идеями этого политика. Так вот, я настаиваю: легитимность Путина, действительно традиционная поначалу, трансформировалась не в харизматическую, а в рациональную. Не нужно недооценивать уровень развития политического массового сознания; не нужно считать народ безмозглой массой: население вполне способно рассуждать рационально. Население просто услышало и увидело то, чего давно ожидало. Население поняло, что на смену ельцинскому хаосу идёт порядок — не полицейский «орднунг», а понятная и эффективная организация государственной жизни. Легитимность Путина — это легитимность государства, которое в обществе рассматривается как правильное и понятное. Да, впоследствии произошла масса изменений, в том числе и в легитимности Путина; но в первом президентском сроке его легитимность трансформировалась из традиционной в рациональную. И это стало залогом дальнейших путинских достижений, а также безусловным символом всей его политической деятельности. Рационализм, прагматизм, внимание к народу и народному восприятию — вот составляющие первичного успеха Путина на президентском поприще и фундамент для его последующих успехов.

Глава 3

Как рос ВВП

Экономические победы Путина

Я не экономист. И хотя экономисты мне что в жизни, что в СМИ встречались в основном безмозглые (да ещё и больные Фридманом и Хайеком), к науке этой я тем не менее отношусь с известным уважением. Соответственно, рассуждать на тему экономики я не буду. А просто попытаюсь проследить, какие решения Путина в экономической сфере стали главными в течение его пребывания у власти. Сразу отмечу, что период президентства Дмитрия Медведева я тоже захватываю и помимо специальных оговорок рассматриваю тогдашние экономические решения тоже как «путинские». Почему? Думаю, в целом и так понятно, а детально объясню в главе «Он не один». Я, безусловно, далёк от намерений писать «экономическую историю Путина» или, как сказали бы записные либералы, «путинизма». И даже не потому далёк, что никакого «путинизма» не существует, а оттого, что это задача для профессионального политэконома, даже не экономиста. Я всего лишь попытаюсь показать, во что воплотился изначальный акцент Путина на экономическую составляющую президентской деятельности. Именно этот акцент в сочетании с государственничеством дал тот эффект, который в будущем принёс Путину заоблачную по меркам электоральной демократии поддержку.

Перечитал сказанное выше и подумал, что «государственничество» выглядит приложением к условному «экономизму». Это неправильно. Пожалуй, эти два акцента вообще не очень корректно разделять в случае Путина. Это один акцент — акцент на государственническую экономику. Когда вовремя отодвинутый от рычагов Касьянов опомнился и начал суетиться в поисках политической партии, которую можно использовать в качестве пьедестала, он громче всего обвинял «режим Путина» в намерении совершить откат к государственному капитализму. Главным объектом раздражения Касьянова, как вы понимаете, был именно «государственный» характер капитализма. Не уверен, что можно называть сегодняшнюю экономику России государственным капитализмом, но она точно не социалистическая и совершенно точно не либерально-олигархическая.

И это важно понимать, потому что просто поставить экономику во главу угла может кто угодно, от либерала до фашиста. Вопрос в том, КАКУЮ экономику. Если бы Путин делал акцент на тех же преступных благоглупостях, с которыми в конце перестройки и начале девяностых выпрыгивали на бурную поверхность политического моря разнообразные реформаторы от Гайдара до Чубайса, то никакой условной «новой эры» в связи с приходом Путина к власти мы бы не наблюдали. Ведь, например, злой демон второй половины XX века экономист Милтон Фридман тоже ставил экономику во главу угла. И породил на свет то, что мы сегодня называем неолиберализмом, а журналистка Наоми Кляйн — «доктриной шока» (о чём она написала превосходную книгу): дичайшую смесь либерализма и консерватизма, ориентированную на стрессовые по отношению к обществу и государству инструменты в установлении «правильного» экономического режима. Именно Фридман и его последователи (помните выражение «чикагские мальчики»? Вот это и есть последователи Фридмана, профессора Чикагского университета, создателя Чикагской экономической школы) несут прямую ответственность за разрушительное шествие «шоковой экономики» по миру в XX веке. Чили генерала Пиночета, Индонезия генерала Сухарто, правые режимы в некогда левых Аргентине и Бразилии, стремительное (хоть и незавершённое) разрушение посткоммунистической Польши и кошмарные девяностые в бывших советских республиках — всё это и есть типичный фридманизм. В XXI веке фридмановский неолиберализм накрыл с головой Украину; и везде, абсолютно везде его шествие сопровождалось либо мощнейшими репрессиями (Чили, Индонезия), либо гражданскими войнами (вспомните 1993 год в России с расстрелом Белого дома, посмотрите на нынешнюю Украину). Пока просто подчеркну: акцент на экономике может означать абсолютно разные действия в зависимости от того, на какой конкретно экономике он делается.