Читать книгу "Помолвка с чужой судьбой - Екатерина Островская"

– А вы проверили по журналу, когда Ракитин приезжал не на своей машине до того?

– Разумеется, проверили – в конце мая.

– А тогда подумай, как охранник Мешков, прослуживший при доме Гасилова менее месяца, мог с уверенностью утверждать, что за рулем был именно Ракитин, если он его в глаза никогда не видел?

– Я как-то не подумал об этом, – признался Евдокимов.

Зря, конечно, она дала следователю ниточку. Такие вопросы надо задавать свидетелю во время судебного заседания. Но, с другой стороны, Ваня Евдокимов тоже не чужой человек. К утру она уже получила распечатку всех номеров, с которых звонили на номер охранника Мешкова и на которые он звонил сам. Список был небольшим. И один из этих номеров принадлежал человеку, который никаким образом не мог быть приятелем простого сторожа у ворот.

Глава седьмая

Утром в палату заглянул Виктор Викторович – главный врач.

– Никаких изменений? – поинтересовался он.

– Не знаю, – ответила Вероника. – Иногда мне кажется, что он все слышит и все понимает, знает, где находится, что с ним и кто рядом. Смотрю на него, вижу, как он дышит, вижу, как дрожат его ресницы, жду, когда он откроет глаза и скажет мне, что это розыгрыш…

– Скорее бы, – отозвался главврач. – Но в его положении сейчас лучше лежать вот так, как он лежит, никак не проявлять свое настоящее состояние, все понимать и притворяться спящим. Я в детстве очень любил фантастику, и любимой моей книгой был роман «Когда спящий проснется». Теперь, разумеется, едва помню его содержание, но там все наверняка закончилось хеппи-эндом. Герой проснулся и победил всех своих врагов.

– Когда придет Алексей Иванович?

Виктор Викторович посмотрел на стену, где под потолком висели круглые часы.

– Думаю, что он уже поднимается на лифте. Светляков никогда не опаздывает, уж поверьте мне.

Он оказался прав: не прошло и пяти минут, как в дверь постучали.

– Заходите, Алексей Иванович, – крикнула Вероника, – мы ждем вас!

Он пришел в том же костюме, что и накануне, другими были только рубашка и галстук. Светляков ополоснул ладони в настенном умывальнике, может, машинально – по старой врачебной привычке, а может, потому что касался пальцами кнопок больничного лифта. Накануне он этого не делал. И, вытирая руки полотенцем, произнес:

– Я целый вечер размышлял, что мне помешало вчера. И до сих пор не могу понять. Возможны два варианта. Или вашего мужа закодировали, но как ему могли внушить столько информации о княжеском роде Лукомских? Я вчера вечером проверил по компьютеру – все, что говорил Николай Николаевич, истинная правда. Род Лукомских – старинный. В основном все его представители были военными. Хотя и один композитор все же имеется… Я бы побеседовал об этом с вашим мужем, но боюсь, что остановиться не сможем. А вам ведь нужно, чтобы он снова стал Ракитиным.

– Вы сказали, что возможны два варианта введения его в это состояние, – напомнила Вера. – Какой второй?

– Медикаментозный. Ему могли ввести какой-то препарат, как при медикаментозном сне. Трудно сказать, что использовали: жировые эмульсии бензодиазепина, барбитурат… Но это легко проверить. Потом, перед введением таких препаратов несколько часов нельзя принимать пищу и даже пить простую воду. Алкоголь исключен в первую очередь, потому что последствия в таком случае могут быть непредсказуемыми – в том числе именно такие, как мы имеем сейчас. Подобных препаратов сейчас много, и не все мне известны, но это не так важно, что именно ему ввели и вводили ли вообще. Может, ввели что-то, что уже определить невозможно. Но в любом случае я постараюсь, чтобы это все скорее закончилось.

Он посмотрел на Веру, словно ожидая ее согласия на свои дальнейшие действия.

– А как это у вас получается? – спросила она. – Как вообще вы этому научились?

– Как получается, не знаю. А началось все в плену. Контуженным попал в плен. Те, кто захватил меня, увидели мои петлицы и, поняв, что я врач, таскались со мной. Голова болела страшно. Промедол едва помогал, но они его для меня жалели. А мне вдруг видения стали приходить. Не видения даже, а не пойми что. Беседует со мной кто-либо, а я вижу перед собой совсем иного человека. Со мной говорит мужчина, я слышу его голос, а вижу женщину. Потом как-то операцию одному полевому командиру делал. Надо бы общий наркоз, но там же анестезиологов нет. Да и препаратов тоже. Так я под местным, хотя знаю, что оперируемый все равно не жилец – и ранение тяжелое, и вообще он вряд ли переживет болевой шок. Заговорил с ним. Говорю, вспомните самый прекрасный день своей жизни, рассказывайте, а я начну операцию… И он вдруг начал говорить о совсем другом человеке, который родился, женился, народил восьмерых детей, а потом умер в возрасте ста четырех лет. Рядом люди были, которые наблюдали за операцией. Они так перепугались! Смотрят на меня с ужасом, думают – шайтан перед ними. Но у меня к тому времени врачебная репутация была уже безупречная. Потом я еще раз попробовал это сделать, получилось. И решил развивать этот дар, раз он есть, раз уж он мне дан. Не случайно же дан – может, именно в этом теперь мое призвание. А полевым хирургом стал к тому времени и в самом деле неплохим. Практика большая была… Ладно, приступим…

Вероника опустилась на стул возле кровати мужа, взяла его за руку.

Алексей Иванович встал с другой стороны больничной койки, а Виктор Викторович решил наблюдать со стороны.

– Николай Николаевич, – негромко позвал Светляков, – вы слышите меня?

Ракитин молчал.

– Николай Николаевич!

– Слышу, – наконец устало отозвался муж Вероники.

– Мы хотели бы поговорить о событиях прошлой, то есть уже позапрошлой ночи.

– А разве я вам не все сообщил?

– Вы ошиблись датой.

Ракитин долго не отвечал, наконец произнес:

– Спрашивайте, чего уж там.

– Итак, позапрошлая ночь. Час по полуночи. Что вы видите перед собой?

– Окраина города. Длинная улица, вдоль которой проходит железная дорога. Медленно двигается состав. Шестьдесят четыре цистерны модели 1547 для перевозки светлых нефтепродуктов.

– Зачем вы пришли сюда?

– За моей спиной девятиэтажный блочный дом. Подхожу к последнему подъезду, вхожу внутрь дома, пешком поднимаюсь на девятый этаж. Открываю окно на площадке между восьмым и девятым. Квартира справа от лестницы – три шага от ступенек. Подхожу к двери и прислушиваюсь. В глубине квартиры в душевой кабине моется девушка. Зовут ее Людмила Малинкина. Но всем она представляется Миланой. Еще там мужчина, который наблюдает за процессом через открытую дверь ванной комнаты. В руках у мужчины стакан виски со льдом. Я звоню в дверь, потом еще и еще. Мужчина подходит к двери и грубо спрашивает, по какому праву кто-то мешает ему отдыхать. Представляюсь соседом снизу и говорю, что они меня заливают. У меня, дескать, с потолка ванной хлещет вода. Говорю: «Если ты, козел, не откроешь, я выломаю дверь, а потом все ребра тебе пересчитаю!» Мужчина открывает дверь и бросается на меня. Бью ему в печень, потом еще раз в солнечное сплетение. Поднимаю его, задыхающегося от боли, и несу по лестнице вниз на один пролет. Окно открыто, и я выбрасываю из него мужчину. Спускаюсь на лифте и ухожу дворами.