Читать книгу "Арвендейл. Нечистая кровь - Юлия Остапенко"

Вот только попытаться – значит, предать Яннема. Или Яннем, или народ Митрила. Тяжкий выбор.

– Вы знаете, кем была моя мать? – спросил Брайс, глядя на заколоченное кривыми досками окно.

– Насколько я слышал, точно этого никто не знает, – осторожно ответил Эгмонтер. – Она была изгнана из Светлого леса и…

– Не просто изгнана. Проклята. Ей отсекли язык и уши. А знаете, зачем эльфы это делают? Чтобы на физическом и магическом уровнях разорвать связь эльфа со Светлым лесом. Эльф с обрезанными ушами не слышит песни деревьев. Не слышит голоса предметов, которых создают эльфийские мастера. Не может общаться с другими. По сути, лишается способности к магии. – Брайс помолчал, вдруг осознав, что ни с кем никогда не говорил об этом. Мать рассказала ему – записала свою историю на пергаменте ровными, округлыми рунами. Она выучила сына читать по эльфийским рунам нарочно, чтобы поведать ему о себе. – Потому они и сделали это с ней. Она занималась темной магией. Для эльфов нет и не может быть преступления отвратительнее.

Эгмонтер деликатно промолчал. Брайс, не оборачиваясь к нему, поднял руку, сжал пальцы в кулак, разжал и снова сжал.

– С самого детства во мне было много маны. Слишком много. Больше, чем во всех моих братьях, вместе взятых. И ее становилось все больше. Пока Клайда и Рейнара учили, как развивать в себе магический потенциал, меня учили, как его сдерживать. Лорд Иссилдор лично занимался со мной, как и со всеми принцами, но только один раз провел упражнение, помогающее высвободить ману. Я не помню, что тогда произошло, только знаю, что лорда Иссилдора нашли в крепостном рве со сломанной ногой, а со мной с тех пор занимались другие маги, рангом помельче. Лет до девяти я их еще иногда калечил, потом перестал. Научился сдерживаться. Хотя моя мать, она… Она всегда была против. Против того, чтобы я подавлял в себе эту силу. Она говорила мне – то есть не вслух, конечно, мы общались записками, – что мое существование доказывает немощь Светлой владычицы и Светлого леса. Доказывает, что невозможно истребить в эльфе магию, даже оборвав его связь с ней. Она все равно найдет выход.

Брайс обернулся. Виконт Эгмонтер смотрел на него блестящими в полумраке глазами, и Брайсу почудилось в этом взгляде нечто плотоядное – не лисица так смотрит на курицу, а орк на разделанного человека, подвешенного на вертеле. Брайс слегка вздрогнул и этим выдал себя. Огонек к глазах Эгмонтера тотчас погас. Его хищная улыбка сделалась понимающей и сочувственной.

– Именно об этом я и пытаюсь сказать вам, мой принц. Вы подавляете свои силы, и раньше это было разумно. Но если вы дадите им выход сейчас, никто не сможет отрицать, что вы достойный наследник отца. Единственный достойный наследник.

– Отец не хотел видеть меня на троне. Я знаю, что не хотел. Он и сам любил поиграть с разрушительной силой, особенно на охоте – это и сгубило его в конце концов. Но даже в разрушении он использовал только силу Света. Я… я не такой, – вырвалось у Брайса, и он сам испугался того, что значили эти слова.

– Конечно, вы не такой, – мягко сказал Эгмонтер. – И это одно из ваших главных преимуществ. Вы будете не преемником короля Лотара, а зачинателем новой эры. Создайте собственное имя и личность. Отрекитесь от своего отца. Заклеймите его наследие, засияйте собственным, а не отраженным светом. Противопоставьте адептов старого порядка адептам нового, позовите за собой тех, кто, как и вы, втайне мечтает о переменах. В этом заключена огромная сила, мой принц. Она висит над вами как спелый плод. Сорвите ее.

Брайс понял, что не может больше смотреть ему в лицо, выдерживать этот пылающий, темный взгляд. Все-таки Эгмонтер не в шутку сказал, что пришел от Темных богов. И никакая это была не фигура речи.

То, что Брайс сказал потом, перевернуло его жизнь. Но он не подозревал об этом, когда слова будто сами собой слетели с его губ.

– Мне было шесть лет. Я не видел свою мать несколько дней, соскучился и без предупреждения забежал в ее покои. И увидел, что она стоит у очага и готовит карамельные конфеты. Разноцветные, подкрашенные цветочными лепестками. Я такие очень любил, и Яннем тоже. Я обрадовался, подбежал к ней. И тогда увидел. В одну из горошин она добавила капельку Тьмы. Чистой Тьмы. До сих пор не знаю, как она это сделала, ведь эльфы лишили ее способности к магии. Так я тогда думал. А теперь понимаю, что они только оборвали ее связь с Лесом. И, наверное, этим лишь сильнее укрепили связь с Тьмой. Моя мать превратила Тьму в смертельный яд. И начинила им карамельные конфеты, которые так любил мой брат.

Надолго повисла тишина. Коза под окном унялась, пьяные выкрики не нарушали покой – никто в городе не смел открыто кутить в такой день. Виконт Эгмонтер молчал. Брайс повернулся и взглянул ему в лицо.

– Я не позволил ей, – отчеканил он. – Понял, что она собирается убить Яннема, и не позволил. Она плакала, стояла передо мной на коленях, просила прощения. Она не хотела, чтобы я узнал. Заботилась обо мне, на свой лад. Я никогда не причиню вред Яннему, виконт Эгмонтер. Ни прямо, ни косвенно.

Никогда.

Эгмонтер поднялся, отвесил глубокий поклон и, не произнеся более не слова, вышел из комнаты прочь. Брайс проводил его взглядом, не расплетая пальцев, сведенных в защитный аркан. И глубоко вздохнул, когда дверь наконец закрылась.

«Никогда, – повторил он про себя. – Но я помню, как выглядело то заклинание – яд, сплетенный из Тьмы. И при случае… если будет нужда… пожалуй, смогу его воспроизвести».

Глава 5

«Как же тяжело», – подумал Яннем.

Эта мысль не относилась к ритуальному коронационному одеянию, в которое его облачили, вернее, относилась, но лишь отчасти. Митриловые доспехи, одни из немногих, сохранившиеся в королевстве с тех незапамятных времен, когда горные шахты полнились этой крепчайшей рудой, оказались велики ему, а щедрая инкрустация червонным золотом и негранеными алмазами прибавляла веса. Он чувствовал себя в них еще более беззащитным, чем если бы стоял голым здесь, на гигантском каменном помосте в самом сердце столицы. Руки приходилось все время держать на весу, согнув в локтях, удерживая в ладонях королевские регалии: меч – символ воинской доблести и змея на шаре – символ магической силы. И то, и другое также были сделаны из митрила, разукрашено драгоценностями, искрились на полуденном солнце, слепя глаза и мучительно оттягивая затекшие руки.

Но тяжело Яннему было не поэтому.

Он стоял совершенно один в окружении огромной толпы. По периметру каменного помоста, затканного пурпурной парчой, выстроился почетный караул в белоснежных латах – триста отборных стражников, стоящих неподвижной, молчаливой стеной, казавшейся неживой. На миг в Яннеме родилась дикая уверенность, что, если подойти к любому из стражей и поднять забрало белого шлема, там не окажется никакого лица – только зияющая пустота. Он отмахнулся от этой безумной мысли и крепче перехватил змея, сидящего на митриловом шаре. Шар скользил в мокрой от пота ладони Яннема. Не хватает только сейчас, чтоб выпал.

Как же все это тяжело.