Читать книгу "Розы мая - Дот Хатчисон"

Марлена ставит тарелки перед ним и Рамирес, разливает кофе. Час ранний, и на похороны ей ехать не надо, но она полностью одета, а на ее темно-зеленом свитере мягко поблескивает скромная нить жемчуга.

– Бедняжка, – говорит Марлена. – По крайней мере, теперь упокоится с миром.

А вот это в значительной степени зависит от того, во что вы верите, так ведь? Рамирес трогает крестик на шее и молчит. Инара и Блисс откусывают по кусочку выпечки и этим отделываются от комментариев.

Когда дело касается смерти, самоубийства или чего-то еще в этом роде, Эддисон и сам плохо представляет, во что он верит.

На кухню, поправляя узел темно-коричневого галстука, входит Вик. Эддисон и Рамирес одеты к похоронам; Вик же одет к похоронам Бабочки: выбранные цвета, коричневый и слоновой кости, достаточно умеренны, чтобы выказать уважение скорбящим родителям, и достаточно далеки от черного, чтобы не расстраивать выживших. Деликатный, щепетильный, внимательный – список прилагательных можно продолжить. Сам Эддисон на проявление соответствующих качеств не способен даже в свои лучшие дни.

– Сядь, Виктор, и поешь, – говорит ему мать.

Он целует ее в макушку, заботливо держась подальше от аккуратно уложенных и заколотых серебристых прядей.

– Мама, нам пора отправляться. Уже почти…

– Виктор, ты сядешь и поешь. День ужасный, так что начни его как положено.

Он садится.

Инара прикрывает ладонью рот, но ее бледно-карие глаза блестят. Женщина она очень сдержанная, и в первую очередь это касается выражения лица. Исключение делает только для выживших, но его не оставляет чувство, что полностью она расслабляется только в компании девушек, с которыми живет.

– Миссис Хановериан, пожалуйста, признайтесь, вы ведь клали записки в его школьные завтраки?

– Посмотрим… По понедельникам я говорила ему – сделай правильный выбор; по вторникам – сделай так, чтобы я гордилась тобой; по средам… – Она останавливается, с улыбкой наблюдая за девушками, которые, наклонившись друг к дружке, чуть ли не смеются вслух.

– Ты во мне сомневалась, – укоризненно говорит Вик с набитым коричной булочкой ртом.

Смеяться, отправляясь на похороны семнадцатилетней девушки, это как-то странно. Нет, шестнадцатилетней. До ее дня рождения еще несколько недель. Инара перехватывает его взгляд и пожимает плечами:

– Кто-то плачет, кто-то смеется… А вы что предпочитаете?

– Кричать, – коротко отвечает он.

– Я тоже. – Блисс скалит зубы. Между двумя передними у нее застрял кусочек щедро сдобренной корицей булочки.

Но об этом пусть ей скажет Инара, думает Эддисон.

Семичасовая поездка в Северную Каролину проходит спокойно, но не тихо. Рамирес растягивается на самом заднем сиденье и засыпает уже к первому съезду. Так случается каждый раз, когда она пассажир и не загружена бумажной работой.

Инара и Блисс устроились в середине. Радио выключено, что позволяет им разговаривать с Виком, который сидит за рулем. Эддисон слушает, но участия в разговоре не принимает и занят телефоном: пролистывая страницы «Гугла», ищет сообщения о телах, найденных в церквях.

Год только начался, и ждать, что убийца Чави снова нанесет удар, еще слишком рано, но он все равно проверяет. На всякий случай.

Блисс восполняет пробелы в образовании, рассчитывая уже летом получить диплом об общем среднем образовании. Насчет колледжа ни она, ни Инара, похоже, еще не решили. Оно и понятно. Если девушки знают, чего хотят – а они, как ему представляется, еще не знают, – зачем ввязываться во что-то, когда впереди суд, который в любом случае займет немало времени.

Им уже теперь приходится часто отвлекаться на предварительные слушания. Обеих вызовут для дачи показаний, когда дело дойдет до суда – если только им к тому времени не исполнится восемьдесят, – и Инара уже обещала другим девушкам, что будет там, когда придет их очередь.

Сколько бы он ни слышал доказательств особой роли Инары, роли матери семейства, в голове у него это никак не укладывается. Все равно что увидеть питбуля в балетной пачке. Бабочка в боксерских перчатках.

После двух остановок – заправиться и перекусить – подъезжают к церкви. Автомобилей на стоянке немного.

– Мы не рано? – сонно спрашивает Рамирес, протягивая руку за сумочкой – надо успеть привести себя в порядок, нанести макияж.

– Чуточку, – отзывается Вик.

Рамирес еще не совсем проснулась, но Эддисон слышит в ответе кое-что еще: Вик не ждет большого стечения народа. Щелчок – Блисс расстегивает ремень, пряжка глухо ударяется о дверь.

– Я же тебе говорила. Кобияшисы – те еще задницы. Они и похороны не устраивали бы, если б самоубийство не попало в новости.

Эддисон оглядывается. Инара знала Терезу лучше, чем Блисс, но сейчас она смотрит в окно на обшитую белыми панелями церковь.

Все выходят из машины и потягиваются. Вик берет руку Блисс и цепляет за свой локоть. Они вместе идут к двойной двери. Отчасти дело в манерах – Марлена воспитала джентльмена, – но Эддисон готов поспорить на месячную зарплату, что Вик надеется укоротить Блисс, если той вздумается поболтать. Рамирес еще раз смотрится в тонированное окно и спешит вслед за парой.

Брэндон не торопится. Прислоняется к бамперу, оглядывает баптистскую церковь. Если не считать пространства перед дверью, здание окружено клумбами с густыми, темными кустами. Полоса между кустами и пожухлой травой усыпана сосновой щепой. Цветочные клумбы. Да, возможно, церковь выглядит симпатичной – вся в цвету, – но мысли поворачивают к Саду, к тому, как, по словам очевидцев, он выглядел перед взрывом… Черт, есть ли что-нибудь, чего это дело не касается?

Эддисон был на стольких похоронах, что и не сосчитать, и все же каждый раз…

Рядом с ним к капоту прислоняется Инара. С загнутого крючком мизинца свешивается черный с золотом браслет.

– Знаешь, тебе ведь необязательно быть здесь.

– Да я… – Он останавливается, сглатывает рефлексивное возмущение, потому что это Инара. Инара, которая всегда имеет в виду то, что говорит, но обычно не то, что от нее ожидают.

Он действительно вовсе не обязан быть здесь. В Бюро нет ни требования, ни приказа, ни согласованной общей линии, ничего официального, что обязывает его присутствовать на похоронах девушки, покончившей с собой, потому что разорванные в первый раз швы оказались слишком слабы, чтобы сшить все это во второй раз. Сюда его привел некий личный кодекс, тот принцип, согласно которому он встречает лицом к лицу любые ужасы, потому что это правильно.

Таков его выбор.

Брэндон смотрит на нее – и обнаруживает, что и она смотрит на него, но мысли ее глубоко скрыты, и прочитать их невозможно. Инара научилась этому не в Саду и не после. Так было всю ее жизнь.

– Спасибо.