Читать книгу "Умница, красавица - Елена Колина"

А теперь у него не просто девушка, одна из хороших и разных… Он полюбил ее. Именно так – полюбил. Только зрелый человек в состоянии испытать не просто томление тела, а любовь, ту самую, из-за которой рушатся судьбы. Вот он все и разрушит.

…Но ему уже сорок – поздно… Но ему еще только сорок, так неужели это навсегда – рынок, уборка, родительское собрание, кино по субботам?..

Оксана прислонилась к входной двери с видом каменной бабы, потопывала ногой, ждала, когда гостья уйдет. Соня прижимала к себе Олежку, гладила по голове, размышляла – неизвестно, захочет ли теперь Оксана считать ее Олежкиной родственницей.

—Левка внизу стоит. Он думал, что мы с тобой, как большие девочки, все сами решим и ты его простишь… – грустно улыбнулась Соня и зачем-то добавила: – Знаешь, Оксана, когда папа от нас ушел, я никак не могла понять, что я сделала плохого, что он не стал с нами жить. Я думала – сейчас я его встречу и скажу ему, что я больше не буду, и тогда он вернется. Только я не знала, где его искать. Я каждый день ездила по одной остановке на разных трамваях, чтобы… чтобы его встретить… А потом все прошло, совсем прошло, совсем… Это я говорю, чтобы… Это я не знаю, зачем говорю… Это я говорю, чтобы Олежка знал. Что все пройдет… потом…

Соня сильно зажмурилась и сжала губы, чтобы не заплакать, и все равно заплакала. Плакала и плакала, прижимая к себе Олежку, и не могла остановиться, и вместе с ней, тоненько подвывая, заплакал Олежка:

– Я не хочу… не хочу, не хочу… ездить на трамвае за своим папой…

Оксана выдернула Олежку из Сониных рук, вытолкнула Соню за дверь и коротко сказала вслед:

– Пусть поднимется. Посмотрим.

– Мама, прости его, – хором сказали Танечка и Олеж-ка. В Оксаниных глазах мелькнуло удовлетворение, словно она хотела это услышать и ждала, пока Олежка заплачет и они с Танечкой попросят ее, и тогда она сможет достойно уступить – РАДИ ДЕТЕЙ.

Соня быстро побежала вниз по лестнице, чувствуя себя обманщицей, мошенницей, лисой Алисой, улепетывающей от обманутого Буратино на Поле чудес… Ей было так стыдно и гадко, словно она специально заплакала, словно она расчетливо манипулировала несчастной Оксаной, а сама тайком оправдывала Левку и считала Оксанины страдания страданиями второго сорта. Бедная Оксана, жизнь к ней несправедлива – она все делает правильно, а ее не жалко. Жалеют других. Бедный наш Левка, Левочка…

…Подъезд темный, грязный, разрисованные стены, обломанные поручни, затхлый запах, лифт как-то страшно расположен – за углом. Нет, ну если без эмоций, – и ничего, живут люди, и счастливы, потому что не в подъездах счастье.

Соня представила, как Левочка, ее блестящий братик, после душной ссоры с Оксаной выбегает и стоит тут, у подъезда, в тапочках, смотрит на пустырь, курит под упавшей беседкой, а потом возвращается и ложится на продавленный диван лицом к стенке… Бедный наш Левка, Левочка…

Разве Оксана не знает, что человек, раз изменивший, будет изменять всегда? Делает вид, что мирится с его изменами ради детей, а на самом деле просто хочет быть замужем. Бедный наш Левка, Левочка…

– Соня? Ну что? – шагнул из темноты Левка.

– Скажи мне, гадкий старикашка, зачем ты порнушку в дом приносишь? Фотографии голых любовниц зачем?!

– Ты с ума сошла, какая порнушка?! Мы просто целуемся у Игоря на кухне… а она в расстегнутой кофте, потому что жарко.

– О господи… – растерянно прошептала Соня, – нужно было не давать тебе в детстве варенья..

Левка усадил Соню в машину и наклонился поцеловать.

– Ты не понимаешь… У меня любовь, Сонечка. Имею я право?..

– Не имеешь, – твердо ответила Соня, – иди домой, пока она не передумала…

– Точно не имею?

– Точно.

– Бегу.

…Бедный Левка, Левочка… Левку все любили, Левку нельзя было не любить, такой он был золотой мальчик. И начинал он как золотой мальчик – сразу после филфака работал за границей, невиданная тогда удача, обещавшая чудную карьеру, не карьеру, а загляденье. Вернулся домой весь в джинсовом, как ковбой Мальборо, и в начале перестройки сразу же удачно попал в западную фирму, затем в другую, – в только что приходящих на российский рынок западных фирмах оценили Левкину внешность и Левкин почти что западный лоск А потом все пошло на спад – какие-то другие нужны были зубы и когти, не такие, как имелись у Левки, зубки и ноготочки. И закончилось почти стыдной должностью в неубедительной западной фирме, вместе с которой Левка вечно находился под угрозой слияния, поглощения, банкротства. В общем, был золотой мальчик, а стал – вид менеджер, подвид менеджер, ареал обитания офис, зарплата недостаточная для пропитания, опасность постоянная – не сольют, так поглотят.

Сонин муж легко мог бы помочь Сониному брату, и с квартирой мог бы помочь, и с работой. Если бы захотел, конечно.

Головин называл Левку «этот презерватив», только грубее. Левка называл Сониного мужа «этот придурок». И так глупо, по-детски это звучало, потому что меньше всего Головин походил на придурка. Тем более, кто Головин, а кто Левка. …Хотя придурком можно кого хочешь назвать, такое это удобное слово, – да пусть он кто угодно, хоть президент, но по мне он придурок, такое мое субъективное мнение, и все тут.

Головин говорил, что он никогда не будет помогать «этому презервативу». Левка говорил, что он никогда не будет иметь дела с «этим придурком». И все из-за денег.

Когда-то давно Сонин муж и Сонин брат, не распознав еще, что один из них «презерватив», а другой «придурок», почти приятельствовали и даже по-родственному начали какой-то совместный бизнес. Для Головина это был не единственный и не главный бизнес, для Левки это был бизнес единственный и главный, но такой скучный – товар, таможня, склад, счета… Левка в суматохе дел про бизнес позабыл, и товар, таможенные декларации, складские помещения и счета, порученные ему Головиным, так и не встретились между собой во времени и в пространстве. В общем, бизнес не вышел, деньги пропали.

Дальше какая-то несуразность, загадка. Головин много раз терял деньги, но ни с кем не расставался врагами, – всегда прощал, считая, что даже с точки зрения бизнеса разумнее сохранить хорошие отношения. Левка тоже много раз терял деньги и тоже ни с кем не расставался врагами, – его всегда прощали. Здесь же, оказалось, оба только и ждали повода для хорошей ссоры навсегда, и что было истинной причиной такой их дрожащей ненависти друг к другу, таких коммунальных страстей, неизвестно…

Может быть, Головин ревновал Соню к брату, которому была открыта та часть ее души, куда ему никогда не было доступа?.. Но зачем ему какие-то непонятные части Сониной души? Тогда так – Левка подсознательно испытывал к маленькой сестричке Сонечке преступную страсть и ревновал ее к мужу. Но он ничего подобного не испытывал.

В любом случае, причиной были не деньги. Скорее всего, причина была вот какая: один из них был «презерватив», а другой «придурок».