Читать книгу "Мечты сбываются! Метод мыслеформ - Рушель Блаво"

В следующий свой приезд в Москву я по приглашению Вовки остановился в его гостеприимном доме. Мы больше не теряем друг друга из виду.

Засуха в ферганской долине

Так вот, в последнее лето перед школой я пережил клиническую смерть. Дело было так.

Две недели Ферганскую долину беспощадно жгло солнце. Жара стояла лютая: все водоемы и источники пересохли, вялилась на корню трава, умирали животные.

Когда один за другим от сердечной недостаточности погибли три пожилых человека с нашей улицы, я понял, что в ситуацию необходимо вмешаться: долине жизненно необходим затяжной дождь, который напоит землю и растения.

Я сгенерировал желание, отправил его в тонкий мир и стал ждать, когда все исполнится – над Ферганой соберутся благословенные тучи. Однако ничего не происходило. Тогда я попытался отследить свое желание-шар на тонком уровне, однако его не было!

Я снова и снова продуцировал желание дождя, но снова и снова шары мои не надувались, словно я и не предпринимал никаких усилий. Что бы это могло значить?

Я стал исследовать этот вопрос, и мне открылось вот что. Отсутствие дождя, губящий зной – особая закономерность, вызванная рядом фатальных обстоятельств. Оттого и не выходит ничего с продуцированием шаров-желаний.

То есть теоретически повлиять на ситуацию можно, а практически – это сопряжено с весьма большими рисками. Для запуска шара-желания и его реализации в вещественном мире необходимо «сорвать чеку», то есть отказаться от страховки.

Довольно часто не исполняются желания, небезопасные для человека.

Я «срываю чеку»

Итак, я в возрасте всего семи лет решил взять на себя всю полноту ответственности за реализацию требуемого мною. Я понимал, что риски мои весьма велики: со мной может произойти что угодно, вплоть до смерти физического тела. Однако я счел возможным принести себя в жертву, если таковая понадобится, ведь на моих глазах от зноя гибло все живое, страдали, болели и умирали люди. И я подумал, что пусть лучше не станет одного меня, зато будет жить моя родина – этот прекрасный зеленый оазис – и его обитатели. (Как вы помните, я уже к тому времени знал, что смерть физического тела – вовсе не гибель личности; конечно, жаль покидать физический мир, но физическая смерть – абсолютная данность, поэтому на самом-то деле не так и важно, когда она наступит – ее же все равно нельзя избежать.)

Я стал сознательно настаивать на реализации дождя, усилив работу с продукцией волевых импульсов. Я снова и снова посылал их в тонкий мир, как одержимый, и в какой-то момент сначала почувствовал, а потом почти воочию увидел, что брешь пробита – шар-желание набирает объем, надувается, напитывается моей энергией.

…Я думал, что со мной что-то случится в тот момент, когда собравшиеся под моим натиском тучи наконец прольются дождем.

И вот уже ветер крепчал, и вот уже на землю упали первые тяжелые капли, но со мной ничего не происходило.

Удар молнии

Я видел в окно, как во двор выскочили мои приятели и радостно заскакали под тугими струями ливня, а он все усиливался, стоял практически стеной, и все, кто попадал под него, мигом вымокали до нитки.

Я тоже кинулся на улицу, как был, босиком, в одних шортах. Тело мое возликовало, оказавшись под этим долгожданным теплым душем. Я рядом с другими мальчишками приплясывал и ловил ртом воду. И тут…

Сверкнула молния, раздались раскаты грома… Меня что-то пронзило, на мгновение я испытал неимоверную боль, локализовать которую не берусь и сейчас (не знаю, в каком месте было больно, меня именно пронзило, я словно сам превратился в сгусток боли).

Очевидцы происшедшего с ужасом рассказывали, что молния угодила в меня и я упал на месте, как подкошенный. Ко мне тут же подбежали – я не подавал никаких признаков жизни; кто-то из ребят побежал за взрослыми, вскоре меня перенесли в дом, потом приехала «скорая», и я оказался в реанимации.

Кома

От удара молнии у меня случилась остановка сердца – это была клиническая смерть, которая бы перешла в биологическую, если бы за меня не взялся дед, оказавшийся в тот момент дома. Будучи потомственным лекарем и знахарем, он сразу начал реанимационные мероприятия, так что к моменту прибытия «скорой» мой моторчик хоть и слабо, но все-таки уже работал.

Однако в сознание я не приходил. Жизни и смерти предстояло бороться во мне довольно долго, и все это время я был в коме.

Когда человек находится в коме, окружающие предполагают, что он просто «выключен». Это не так. В это время душа покидает тело и устремляется в тонкий мир, между тем физиологическая жизнь продолжается; тем кома и отличается от собственно смерти: если произошла гибель физического тела, душа никогда не вернется в него из тонкого мира; кома же может окончиться воссоединением души и тела.

Душа обладает памятью. Правда, чтобы вытащить ее запечатления, приходится проделать ряд специальных манипуляций. Я восстановил практически все, что со мной происходило, когда я пребывал в коме.

…Итак, я лечу по длинному-длинному темному коридору. Он горизонтален – и мой полет кажется бесконечным. Темнота без какого-либо присутствия света и ощущение движения, и это все ощущения на первом этапе.

Затем, кажется, вечность спустя, в конце коридора забрезжил сначала даже не свет, а как бы предвкушение света. Я понял, что лечу не просто так, а во вполне определенном направлении, туда, где, по-видимому, бесконечный коридор заканчивается.

«И бесконечность имеет конец», – подумал я.

Мало-помалу свет в конце коридора набирал силу, становился ярче, и я по этим признакам понимал, что в скором времени мой полет прекратится.

И вот уже долгожданное отверстие, сквозь которое в коридор лился свет. Кажется, оно совсем невелико. Я успеваю ужаснуться: как же преодолею эту дыру? Я же достаточно велик, а в нее может пролезть разве что мышь… Между тем скорость моего полета предельна, дыра стремительно приближается, я успеваю испугаться перед столкновением, понимаю, что меня сейчас просто-напросто расплющит, но… вылетаю из темноты в свет, как какая-то стремительная ракета.

В тонком мире неактуальны пропорции мира физического.

Итак, я оказался в некоем месте, о котором не могу сказать ничего. Память о нем осталась у меня на уровне чувственных ощущений (и из этого можно сделать вывод, что чувства – функция души): я ощутил там огромное счастье (фактически блаженство), спокойствие, свет, тепло. Это было сродни уверенности, что больше ничего уже не надо, что теперь удовлетворены все желания, чаяния, стремления. Душа, казалось, пела и исходила радостью.

«Дома! – с ликованием звучало во мне. – Дома! Какое счастье, я дома!»

Я не знаю, сколько времени пробыл в состоянии такого ликования, я бы даже сказал – ликующего оцепенения. Постепенно, однако, эйфория моя сменилась рефлексией. Я стал думать о том, что мне здесь замечательно, но при этом я никогда не смогу помочь людям, оставшимся там, в физическом мире. И не только людям, но и животным, и растениям, и самому миру, который, конечно же, постоянно нуждается в помощи.