Читать книгу "Метро 2033. Логово - Алексей Доронин"

В этот момент товарищи догнали Николая. Он заметил, что оба дышат тяжело даже после такой небольшой пробежки.

Что ж, никто из них не молодел. И поэтому называть старухой эту женщину было бы не очень честно. В их ситуации год шел за два. Или даже за три.

– А ну, приведи ее в чувство, док. Жаль, что у тебя нет с собой ни одного из твоих инструментов, хе-хе, – смех Жигана явно был натужный, потому что все трое были, что называется, «на измене». – Еще чудо, что мы не начали стрелять. Эх, бабка! Ты какого черта сюда вышла? Да еще раздетая? Ты вообще, что ли, «того»? Жить надоело? – пытался докричаться мужик до бабули.

Но она не слышала его. Не реагировала.

Ни вода из фляжки, ни нашатырь в чувство ее не привели. Хотя упала она на мягкий ковер из листьев и грязи и не могла сильно ушибиться.

Хлоп. Неожиданно для всех всегда такой вежливый и предупредительный зубной врач отвесил ей слабую, но хлесткую пощечину. Но она и после этого не пришла в себя.

Естественно, Николай сразу узнал ее. Это была Галина Дмитриевна. Бывшая учительница музыки. Дочка ее с ним на ферме работала.

– Жиган, беги к Семенычу, – зубной врач начал давать им четкие команды. – Пусть носилки принесут. Надо ее в Клуб отнести. И Ольке сообщите. Скажи, мать совсем плоха! Мы ее тут покараулим. Вон… она встать пытается! Колян, держи ее, а то она себе только навредит! – крикнул он Малютину, и вместе они зафиксировали женщине голову, чтоб она не разбила ее об асфальт в неудачных попытках подняться. – Что она там бормочет?

Николай наклонился к самой груди женщины, приблизил ухо.

– Говорит, позвали ее куда-то.

– Кто позвал? – в один голос спросили и Жиган, не успевший далеко отойти, и дантист. – Кто?

– Бог.

Интерлюдия 4

Эксперимент, день второй

Май 2013 г.

Весь день у него брали анализы: некоторые унизительные, другие болезненные. Осматривали его, как лошадь на ярмарке. «Врачи-убийцы», как про себя он назвал этих людей, которым теперь принадлежала его жизнь, обращались с ним корректно. Их было не меньше четырех, но с ним постоянно имели контакт только двое – один его ровесник, другой пожилой. Хотя были и другие. В первый же день, когда он попытался качать права, старший из «врачей» нажал на кнопку, и через считаные секунды в комнату вбежал здоровый мужик в камуфляже.

«Поучи его порядку, Петя».

Набитый песком мешочек наносил болезненные удары, но не оставлял синяков. Вина пленника была в том, что он недостаточно быстро выполнял требования ученых. А эти люди явно были не медработниками. Тот же мужик отконвоировал его в операционный зал. Здесь осмотр продолжился уже с применением аппаратуры.

Зато по возвращении в «камеру» ему дали матрас и даже тонкое одеяло. Здесь, в отличие от тюрьмы, где его окружал миллион запретов, никому не было дела до того, что он делает в своей комнате. Можно было даже лежать днем на кровати. И не надо было держать руки на виду.

Все было бы хорошо, если бы не страх.

Утром кто-то начал кричать. Крики были пронзительные и отрывистые, звенящие почти ультразвуком, и непонятно было, человек это кричит или животное. Через пять минут от них странно заболела голова.

Похоже, хозяевам это тоже не понравилось. Их шаги заключенный услышал в коридоре. Вскоре крики прекратились.

«Мартышки».

Так могли кричать мартышки. Ни один человек такие звуки издавать не смог бы.

Утром его везли по коридору мимо клеток, стоящих за проволочной загородкой. Они были задернуты непрозрачной материей. Но в одном месте край ее сбился, открывая взору две клетки, в которых сидели маленькие обезьянки.

«Это не мартышки, – вспомнил он из курса школьных знаний. – Резусы». Он даже улыбнулся, когда их увидел.

«Резусы бывают отрицательные и положительные».

Ручки у них были совсем как у людей – голые. А шерсть на лапках – как манжеты.

Одно из тех существ, что он увидел, точно могло бы зваться отрицательным. Глаза у этого создания были почти белыми, а кожа, проступающая через редкую шерсть – грязно-бурой. И вело оно себя странно. Если другой малыш чесался и тревожно смотрел сквозь прутья, то этот методично раскачивался. Как маятник. Как метроном. А потом стал повторять одинаковые движения, поворачивая голову из стороны в сторону, как заводная игрушка.

Зомби?.. Он сразу подумал о них. Любой бы подумал. Но правда была еще страшнее и пугала его до дрожи, до икоты.

«Мама, мама, мамочка…» – запричитал маленький человек, который прятался внутри него, внутри зверя, убийцы, который никого не убивал и только с ужасом следил, как тот, другой в нем, делал страшные вещи с теми женщинами.

«Оружие. Химическое или бактериологическое, – внезапно осенило его. – Здесь испытывают токсин или вирус, избирательно воздействующий на нервную систему». Все-таки он был не совсем дурак и имел высшее образование.

Агрессивным животное не выглядело. Скорее, заторможенным. Но здоровая обезьянка старалась держаться от странного собрата подальше, жалась в другой конец своей клетки. Видимо, такое поведение ее пугало. И ее можно было понять.

Иисусе, сыне божий, сущий на небесах, где предел этому кошмару? Сейчас он был бы рад и отцу Андрию с его проповедями. И не дерзил бы, а упал бы на колени и каялся, весь в слезах и соплях. Может и правда не он убивал, а вошедший в него бес?

Если бы у него был выбор… он согласился бы на что угодно, лишь бы не попадать сюда. Но альтернативой была смерть в тюрьме через год или два.

Узник не мог разобраться, что для него хуже. Да, здесь его не били дубинкой. И не заставляли стоять, уткнувшись головой в стену, открыв рот и растопырив пальцы, как лягушка, пока надзиратели обыскивали камеру. А еще тут кормили лучше.

Но здесь было темно, и страшно, и сыро. И пахло, как в могиле. И эти люди… Хоть они и обещали сохранить ему жизнь и помочь с пересмотром дела… чтоб он оказался в психиатрической лечебнице, где у него был бы шанс хоть через 20 лет, но выйти… на свободу.

Но он им не верил. Пока они только брали у него кровь, лимфу, слюну, мазки, даже какую-то жидкость из позвоночника. Но явно собирались делать с ним и более плохие вещи. Они…

Но самым страшным, конечно, были эти дети. Лучше бы он их не видел.

«Почему они так на меня смотрят? Я никогда не обижал детишек. Даже девочек. Их нельзя обижать. Маленьким я всегда на улицах улыбался, и даже конфетки бы покупал, если бы их мам и пап рядом не было. Просто так, без всякого умысла. Так почему они так на меня смотрят?»

Глава 3

Вторник, утро

– Прах мы есть и во прах возвратимся. Аминь. – В этот раз речь держал Семеныч, он же бросил первую горсть земли в неглубокую могилу.