Читать книгу "Жертвы моды. Опасная одежда прошлого и наших дней - Элисон Мэтьюс Дейвид"

Антибиотики в основном искоренили масштабные вспышки описанных выше заболеваний, в том числе тифа, хотя эпидемии продолжали сотрясать развивающиеся страны и во второй половине XX века. Авторы XIX столетия выражали тревогу, что готовая или подержанная одежда переносила паразитов. В наши дни европейцы гораздо меньше боятся подхватить инфекционные заболевания через одежду, изготовленную на потогонных фабриках Вьетнама, Бангладеш и Филиппин. Тем не менее нам следует беспокоиться по поводу более локальных угроз. Так, больницы до сих пор остаются рассадниками переносимых с одеждой инфекций. Недавние исследования случаев заражения от предметов одежды медицинского персонала дают повод крепко задуматься. Например, белые халаты, галстуки и стетоскопы – символы западного мужского профессионализма в медицинской сфере – способны переносить смертоносные бактерии от пациента к пациенту, в том числе устойчивый к антибиотикам метициллин-резистентный золотистый стафилококк, более известный как МРЗС суперинфект. Зараженный белый халат обманывает доверие, с которым мы обращаемся к врачам, чтобы те исцелили нас, «не причинив вреда». В качестве еще одного сарториального маркера мужского статуса врачи иногда носят шелковые галстуки, многие из которых ни разу не стирали и не отдавали в химчистку. В 2006 году исследование с участием сорока врачей из Шотландии показало, что 70 % опрошенных никогда не стирали свои галстуки, а оставшиеся 30 % стирали их в среднем около пяти месяцев назад[91]. Авторы другого исследования выяснили, что, в отличие от галстуков, на рубашках врачей содержится гораздо меньше бактерий, так как их стирают в среднем каждые два дня. Тем не менее на восьми рубашках из пятидесяти был обнаружен штамм МРЗС суперинфект[92]. Наконец, в результате еще одного исследования обнаружилось, что одежда медперсонала и посетителей больниц содержит споры плесневого гриба Aspergillus, и пациенты с ослабленным иммунитетом могут их вдохнуть и получить смертельные заболевания легких. Особенному риску подвергаются дети, которых взрослые обнимают, утешая[93]. Создается впечатление, что современный эквивалент плаща Несса, описанного во введении к этой книге, до сих пор носят в, казалось бы, стерильной больничной среде. В 2008 году Министерство здравоохранения Великобритании приняло меры, запрещающие медицинскому персоналу носить «ненужные украшения, часы, белые халаты, одежду с рукавами ниже локтя или галстуки», поскольку они «представляют существенную опасность, распространяя инфекции»[94]. Как показала эта глава, в которой мы заглянули в грязь братских могил и окопов Первой мировой войны, под запачканную кайму юбок, в швы бушлатов и на лоснящуюся поверхность шелковых галстуков врачей, постельное белье и одежда были и остаются театром военных действий человека против смертоносных микробов.

Глава 2

Ядовитые технологии: ртутные шляпы

В дерматологическом музее (Musée des Moulages) при больнице Сен-Луи в Париже выстроены ряды жутких витрин, в которых выставлены поразительно реалистичные восковые слепки кожных болезней, которыми страдало бедное население мировой столицы моды. Музей был основан в 1860-х годах, чтобы помочь врачам в обучении нового поколения дерматологов: расписанные вручную слепки были сняты с пациентов, проходивших лечение дерматологических заболеваний. В 1885 году Жюль Баретта отлил пугающе жизнеподобный слепок кисти руки двадцатипятилетнего шляпника, который демонстрирует профессиональное кожное заболевание – «изменение ногтей, вызванное раствором ртути в азотной кислоте» (ил. 1 во вклейке). Ногти этого молодого человека были необратимо окрашены токсическими веществами, использовавшимися для превращения сырого меха в модные мужские шляпы. Такая окраска говорит о том, что шляпник не пользовался защитными перчатками, отчего яд проник в организм прямиком через кожу. По виду этой руки можно судить и о том, что шляпник был слишком беден, чтобы обратиться к врачу частной практики. Поэтому, будучи уже очень болен, он пришел в государственную больницу. Его ногти имеют булавовидную форму, они слегка вздуты, что свидетельствует о хроническом кислородном голодании. Булавовидная форма ногтей может являться симптомом болезни легких, которой страдали многие шляпники из-за сердечной патологии или кардиологического заболевания, развившегося вследствие работы с ртутью. Воздействие ртути само по себе может вызвать изменение ногтевой пластины, но в данном случае ясно, что уже в 25 лет профессия молодого человека оставила неизгладимые следы на его руках и на здоровье всего организма[95].

Поврежденные руки стали объектом исследования, проведенного Международным бюро труда в 1925 году. Из отчета становится ясно, как ртуть повреждает нейромоторную систему. Колеблющиеся, неровные карандашные линии зафиксировали неконтролируемый тремор шляпников, пытавшихся написать собственное имя. В Северной Америке эти непроизвольные движения назвали тряской шляпника, или Данберийской тряской[96]. По характеру подписи видно, что отравленный шляпник едва мог написать свое имя – De Cock, а его неграмотный коллега по цеху вместо имени начертил крест. Во Франции, где бесплатное всеобщее образование законодательно утвердили в 1882 году, эта едва читаемая закорючка говорила о том, что изготовление шляп из квалифицированного ручного ремесла превратилось в механическое фабричное производство. К началу XX века эта грязная, пыльная, смертельно опасная работа стала уделом менее образованных людей старшего возраста или иммигрантов. Вторая глава книги посвящена мужской моде и вызываемому ею меркуриализму – хроническому отравлению ртутью. В ней приоткрывается ужасающая реальность, стоявшая за нашими любимыми культурными символами, такими как эксцентричный Безумный Шляпник из «Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэрролла.

Изменчивые стили

В юности я видел шляпы с очень большими полями, которые в отогнутом виде были похожи на зонты. Поля шляп то поднимали, то опускали при помощи особых шнурков. Позднее им придали форму лодки. В наши дни круглая и ничем не украшенная форма является господствующей. Шляпа – это Протей, принимающий любые формы, какие ему желают придать.