Читать книгу "Измена маршалов - Николай Великанов"

В погожие дни с вершин Ала-Тау просматриваются за разновеликими горами и горушками, плато и долинами змеящиеся ленты далеких рек, блестящие блюдца озер, неясная паутина построек — различных населенных пунктов.

«Медведь» Ала-Тау будто в спячке: пустынна и неподвижна спина его. Лишь в подбрюшье — в лесистых седловинах и выемках, на трудных подъемах и опасных спусках ворочается длинная, серая веревка каменистой дороги — Верхнеуральский тракт.

Тракт изощренно режет поперек седой Урал, то прячась в зеленых зарослях горных лугов, то прижимаясь к отвесным каменным ребрам гор, петляя по берегам рек и ручьев, то тяжело вздымаясь на перевалы, норовя обойти гиблые пропасти.

Истоки тракта — в Казани, на стыке полноводной Камы с Волгой. Конец — в западносибирских просторах, в степях, у золотых приисков в Троицке.

На полуторатысячной ленте тракта стоят города: Мензелинск, Уфа, Стерлитамак, Верхнеуральск и другие. В гоpax тракт сторожат гремящие и полупотухшие заводы Белорецк и Узян, замершая Кага и упрямый Авзян. В горах на сотни километров — четыре башкирских деревни: Макарове Кара-Курттамак, Калгунино, Серменево.

Перейти через Ала-Тау — задача не из легких.

Этот беспримерный поход Уральских красно-партизанских отрядов начался 5 августа. Армия Блюхера двинулась на Серменево, Узян, Кагу, Авзяно-Петровский завод. Путь предстоял нелегкий: нужно преодолеть горный хребет Ала-Тау.

Армия шла по трудному, вьющемуся по хребтам и перевалам Верхнеуральскому тракту. В авангарде двигались кавалерия А.Е. Карташова и Уральский отряд И.С. Павлищева, за ними — штаб Блюхера с главными силами. Внутри армии ехали обозы. Замыкал всю эту огромную колонну Верхнеуральский отряд Ивана Каширина.

Участник героического рейда армии Блюхера И.П. Мар-келов, командовавший в 1918 году отрядом красных партизан, составил о беспримерном рейде красно-партизанской армии Блюхера хронологические записки. Вот один из образных эпизодов — движение армии Блюхера по Верхнеуральскому тракту.

…Перевал. Высота две тысячи метров. Опаленные жарой всадники тяжело послезали с коней. Кони жадно, со свистом и хрипом ловили воздух, взмыленные бока их вздымались порывисто…

Кавалерией этот отряд можно было назвать условно. Двое-трое — в защитном. Вот кто-то в серой потертой пиджачной паре. Ситцевые рубахи у двоих. Выцветшая кожанка. У одного медно-красная грудь вырывалась из синей матроски. Картузы штатские, защитные фуражки. Шляпа. Матросская бескозырка с ленточками флота Балтики. Шапка русых нечесаных кудрей, покрытых ветром.

В деревянной кобуре — маузер. Шашка, за поясом — гранаты. Револьверы в кобурах и без покрышек. У двоих винтовки за плечами. У одного дробовик и охотничий нож из обломка штыка…

Впереди толпились горы. Тяжелый путь. Неизвестность. Опасность.

Сзади — горы, далекая дымка равнины, враг. Опасность.

На востоке на вершины гор падали лучи солнца, в долинах поднималась легкая кисея вечернего тумана. Тишина.

По извилистому, каменистому, пыльному шоссе медленно, упрямо, как снежный ком, нарастал шум. Скрип колес, вскрики, топот, ржание коней. Терпкая ругань.

Топает разношерстная кавалерия. Крестьянские «пегашки» и кавалерийские строевые лошади. Башкирские низкорослые рысачки и племенные производители с бывших помещичьих и купеческих конюшен.

Кавалеристы в военном, с винтовками, шашками. Новоиспеченные наездники в пиджаках, косоворотках, в домотканых мужицких рубахах. Трехлинейки, берданки, карабины, американские винчестеры. Пара «луизок» с обоймами, коробочками и блином. Револьверы, бомбы. Кавалерийские седла, башкирские деревянные с пуховыми подушками, прихваченными веревочками и лыком.

Подводы, подводы, подводы…

Скрипучие «расейские» телеги. Горные башкирские двуколки. Городские тарантасы, ямщицкие тройки, пролетки, беговые дрожки, украинский «рыдван».

Солдаты, штатские с винтовками, штатские без оружия.

Женщины, старики. Вот целый букет вихрастых детских голов.

Подводы с людьми вооруженными. Подводы с людьми, вооруженными только кнутом.

На подводах — мука, зерно в мешках, кожа, тюки мануфактуры, сапоги, сбруя, патронные, денежные ящики… Телеграфное оборудование, домашние сундуки, чугуны, самовары, шубы, перины…

За подводами, устало мыча, плетутся коровы. Тарабанят ножками овцы.

Где-то закудахтали куры. Тявкают собаки.

Вот на телегах тупорылые «максимки», голенастые «кольты». Пулеметная команда.

Угрюмо прошагали, проехали штатские под конвоем. Мужчины, одна женщина. Дородные купцы, щеголеватые военные офицеры, оснащенные очками лидеры эсэров и меньшевиков, просто буржуи. Заложники.

Подводы, подводы, подводы…

Тяжело ступают лошади, бредут беженцы, подводчики в пестрядинных штанах и башкирских тюбетейках. Тяжел и длинен путь через Ала-Тау…

Белоказаки и белочехи неотступно преследовали части сводного отряда красных партизан, время от времени атакуя их на остановках и в пути.

В районе Стерлитамака белогвардейцы и белочехи пытались окружить красно-партизанскую армию и уничтожить ее. С этой целью значительные силы белочехов вышли навстречу колоннам отрядов, а белоказаки наступали с тыла. Блюхер разгромил белочехов под селом Петровским и, быстро совершив фланговый марш вдоль реки Белой, 13 августа вывел отряды в район Богоявленского завода. На этом заводе находились красногвардейский отряд под командованием М.В. Калмыкова, который отошел сюда из-под Оренбурга, и небольшая группа красных войск, отступивших из Уфы. Эти незначительные силы вели тяжелые бои свыше месяца с наступающими на завод белогвардейцами и местными отрядами зажиточных крестьян, организовавшимися в окрестных селениях.

Блюхер вспоминал позже: «Рабочие Богоявленского завода нас встретили с большой радостью. Через час после нашего прибытия — смотрю: стоит огромная очередь перед заводом. Спрашиваю у Калмыкова: в чем дело? Он отвечает: «Рабочие винтовки берут». Через некоторое время он, сильно взволнованный, прибегает ко мне и говорит о том, что рабочие обратно сдают винтовки, что они не хотят отходить вместе с нашим отрядом с завода. Весть о том, что наш отряд, а вместе с ним и Богоявленский вскоре оставят завод, вызвала сильную тревогу населения и особенно членов семей бойцов. Причина — вслед за нашим отрядом двигались белоказаки генерала Ханжина».

Дело в том, что белогвардейские отряды Ханжина карали сочувствовавших партизанам. Нередко расстреливали целые семьи, не щадили ни детей, ни женщин, ни стариков. Весть о движении белоказаков взбудоражила население завода, что и сказалось на настроении бойцов. Дети, жены не отпускали бойцов. Ко всему этому белогвардейцы распространили слух о том, что Казань пала, что Москва занята белогвардейцами…

Пришлось Блюхеру в 12 часов ночи назначить собрание рабочих. Была непроглядная темнота. Шел проливной дождь. Калмыков говорил относительно положения на заводах. Блюхер — о пролетарской революции, о новой жизни. Потом выступил старый рабочий. Он стал на бочку, которая служила трибуной, и сказал: «Я люблю детей, но революция мне дороже. Кто за то, чтобы завтра в четыре часа утра создать Богоявленский полк и всем вместе пойти бить белогвардейцев? Голосуйте». Ни одного голоса «против». Прошло полтора часа, пока люди оделись и построились. Вокруг полка тяжелая картина. Жены кричат, дети плачут, все умоляют: «Не уезжайте, на кого вы нас оставляете?» В этой обстановке раздался голос командира: «Полк, слушай команду! Направо — за мной!» На протяжении нескольких километров полк провожали старики, женщины, дети…