Читать книгу "Вселенная Айн Рэнд - Гэри Вайс"

Но когда Айрис получила сигнальный экземпляр антологии «Сто голосов», то с негодованием обнаружила, что ее высказывания не просто сократили, но и подвергли цензурной правке. «Они умудрились извлечь из моих слов все положительное», что «никак не вязалось с общим тоном беседы». Айрис переговорила со многими людьми, чьи интервью вошли в сборник, и выяснила, что с их высказываниями поступили точно так же.

Я встретился с Айрис в ее квартире на Манхэттене, расположенной неподалеку от штаб-квартиры ООН, примерно в миле от последнего жилища Рэнд. Мы прошлись до одной из закусочных, расположенных под небоскребом Citigroup на Пятьдесят третьей улице: это довольно тихое место, хотя поблизости всегда топчется пара бездомных.

Айрис с удовольствием рассказывала мне о своих родителях и своем воспитании, которым очень гордилась. Айрис Фюрстенберг, внучка евреев-иммигрантов из Восточной Европы, родилась в Чикаго. Родители ее были высокоинтеллектуальные люди, методичные и систематичные во всем. Их повседневная деятельность была основана на здравом смысле, и в детских воспоминаниях моей собеседницы запечатлелась прежде всего эта их рассудительность. Они познакомились в 1938 году и, решив пожениться, потратили следующие два года на то, чтобы «облечь в слова свои взгляды на жизнь, свои жизненные планы». Подобное стремление распланировать будущую жизнь покажется необычным и сегодня, и уж тем более оно было нетипично для представителей рабочего класса в Чикаго 1930-х годов. Хотя никто из ее родных не читал произведений Айн Рэнд, которая еще только начинала свою карьеру, Айрис, по ее собственному признанию, «воспитывалась, как объективист». Ее родители чувствовали, «чтобы по-настоящему понимать, что делаешь, сравнивать варианты и быть уверенной, что поступаешь правильно, необходимо облекать все свои мысли в слова». Так что когда в семье начали читать Рэнд, «все хором сказали: „Объективизм — это наше“».

Хорошо продуманные, объективные требования родителей Айрис к собственной жизни отчетливо проявились в их жизненных планах. Они завели детей, «чтобы наблюдать, как те становятся личностями». Они сразу решили: дети будут расти для того, чтобы стать собой, а не осуществить мечты родителей. Это был совершенно новый подход, противоречащий сложившимся стереотипам. Слушая Айрис, я будто переносился в рэндианскую версию пьесы Клиффорда Одетса «Проснись и пой», в которой дедушка-марксист естественным образом превращается в объективиста.

Фюрстенберги не получили хорошего образования, зато умели пользоваться библиотекой. В Публичной библиотеке Чикаго они перечитали все книги по воспитанию детей, желая узнать, как в различных культурах формируется личность. «Они хотели понимать, что делают», — подчеркнула Айрис. И результатом их усилий стало рациональное воспитание. Никаких манипуляций со стороны матери в семье Фюрстенбергов никогда не было. Никакого морального шантажа, никаких придирок. Когда Айрис отправилась на первое свидание, мать велела ей позвонить в половине одиннадцатого. Айрис спросила, зачем. Мать призналась, что сама не знает: просто так говорят дочерям все ее подруги.

Тогда Айрис заметила ей, что если захочет заняться сексом, то сможет сделать это в любое время суток, а если попадет в аварию, то родителям позвонит полиция, так что в ее звонке домой не будет никакого смысла. «Мать согласилась, что я права», — вспоминала Айрис.

Родители ее происходили из семей мелких торговцев, поэтому с жаром защищали свободное предпринимательство oт*censored*тeлeй вроде брата ее матери. То был типичный персонаж Одетса — почтовый служащий и коммунист. (Еще мне пришел на ум образ бузотера Ньюмана из сериала «Сайнфелд».) Идеология Рэнд отлично вписывалась в гармоничную картину домашнего капитализма, хотя ее книги появились в семье, когда Айрис исполнилось восемнадцать и она поступила в школу искусств, расположенную в центре Чикаго. Учиться она обожала: в школе даже напоминала учительнице, когда та забывала дать детям домашнее задание. Юная Айрис была невероятно целеустремленной и серьезной. Двое ее сокурсников уверяли, что она — настоящая героиня Айн Рэнд. Они только что прочитали «Атлант расправил плечи» и «Источник» и посоветовали Айрис ознакомиться с этими романами именно в той последовательности, в какой они были изданы.

«Я прочитала, наверное, страниц десять из „Источника“ и поняла, что именно в таком мире я выросла, — вспоминала Айрис. — Мне было интересно, представляет ли автор (мужчина, как мне казалось), как на самом деле жили бы его герои».

Именно такой жизнью Айрис всегда жила. Однако, прочитав еще немного, девушка поняла, что «Рэнд знала больше».

В мир Айн Рэнд Айрис вошла стремительно. Она отправила по почте открытку, которая прилагалась к изданию «Атланта», и вскоре получила ответ от Института Натаниэля Брандена (персонального евангелического общества Айн Рэнд), в котором сообщалось, что институт в скором времени откроет серию лекций в Чикаго. Айрис записалась на первую лекцию, которую собирался читать лично Бранден. Потом ей позвонил чикагский представитель института, молодой человек по имени Эд Нэш, и пригласил на встречу с Бранденом в свою недурно обставленную холостяцкую квартирку на Раш-стрит.

Для юной Айрис то был головокружительный взлет, стремительное перемещение из рядов обычных читателей в число специальных гостей, приглашенных институтом. Нэш был великолепен — политический активист и восходящая звезда прямого маркетинга. На встречу Айрис пришла, но головы от происходящего не потеряла. Собранием величественно правил Бранден. Проходило оно, судя по описанию, в том же ключе, что и встречи в кофейне на Манхэттене, только публика собралась более проницательная. Очевидно, Нэш, используя навыки, приобретенные им на ниве прямого маркетинга, специально подбирал молодых людей, ориентированных на философию объективизма. Бранден не особенно понравился Айрис: он показался ей напыщенным. Это его качество угадывается даже на фотографиях, сделанных спустя несколько десятилетий.

Мероприятие тоже не произвело на Айрис особенного впечатления, зато она сама произвела впечатление на Нэша, который принялся терпеливо ухаживать за нею. Она в то время была увлечена одним симпатичным молодым человеком, с которым познакомилась в школе искусств. «Алмаз в пустой породе», — так она аттестовала этого юношу. Он был из «ковбойской семьи», из Техаса, разделял все фундаментальные американские ценности, но у него имелся непоправимый изъян: он не читал Рэнд и, что еще хуже, чем глубже девушка «погружалась в объективизм, тем сильнее он расстраивался». Айрис благосклонно отнеслась к Нэшу, который, что неудивительно, сочувствовал ее приятелю. Затем она порвала с однокурсником и стала встречаться с Нэшем.

То есть «встречаться», наверное, не совсем подходящее слово, потому что через две недели они поженились. Свадьба состоялась в городской ратуше, очень скромная. «Мы хотели пригласить только лучших людей. Даже не знаю, какие недостатки мы обнаружили в наших общих друзьях, — вспоминала она, — но никто из них не оказался достаточно хорош, чтобы присутствовать на нашей свадьбе». Таже проблема возникла и со свадебным платьем: в итоге оно оказалось черным и без рукавов, потому что только к такому платью ни у жениха, ни у невесты не возникло претензий. «Теперь же я думаю: „Какое он вообще имел право высказывать свое мнение о моих нарядах?“ Мы были слишком привязаны друг к другу. А это не очень хорошо».