Читать книгу "Московская ведьма - Владислав Кетат"

Только через несколько месяцев Марина поняла, что тогда в темноту из неё выпало то, что, собственно, и привело её на крышу – то, чем люди одного пола любят людей другого, или что малообразованные люди называют душой.

С тех пор все её поклонники проникали в неё не глубже, чем позволяли им их анатомо-физиологические данные. В том смысле, что ни одному не удалось оставить сколь-нибудь заметного рубца на Маринином сердце, из-за чего некоторые из нацеленных на брак и отставленных кавалеров считали Марину пустышкой, а иногда и просто шлюхой.

После окончания института Марина впервые попробовала розового. Первый опыт дал ей понять, что разница в половой принадлежности партнёра в её случае отсутствует. Второй и третий только укрепили в этой уверенности. Небольшое исключение составила лишь маленькая и рыжая Юлька Носик по прозвищу Юсик, но она находилась безнадёжно замужем, и к тому же в начале нулевых свалила с этим самым мужем в штаты.

Потом у Марины случилось ещё несколько любовниц, но все они довольно скоро срыгнули из её жизни в сильно сгустившийся в последнее время московский розовый туман.

Разумеется, ничего из этого она и не думала рассказывать Михаилу, когда они после спектакля медленно двигались по обледенелому Гоголевскому бульвару в сторону «Кропоткинской». А думала она о том, станет ли этот безупречно одетый сорокатрёхлетний художник-копиист её новым любовником, а если станет, то какое место в её жизни займёт.

Спектакль совершенно не затронул струн её не совсем задеревенелой души, но и отвращения тоже не вызвал. Образ продавшего душу дьяволу вечного любовника и соблазнителя показался ей чересчур рафинированным. Нет, вовсе не идеальным, а наоборот, потёртым в чужих постелях, плешивым, с жирком на боках, бегающими глазками и Виагрой в кармане всегда виделся ей этот персонаж, которому только помощь высшей силы позволяла добиваться неизменного успеха у несчастных и желающих быть обманутыми баб. А вот кто ей понравился, так как раз та самая высшая сила – крепкий седой мужик с волевым подбородком и пронзительными глазами, который, как ей показалось, и был главным действующим лицом пьесы.

Михаил, который стал просто Мишей, оказался полностью с нею согласен. Вернее, он первым сформулировал своё отношение к увиденному, которое чудесным образом совпало с Марининым. Она не удивилась. Уже в который раз за вечер она отметила, что он не то чтобы читает или предвосхищает её мысли, но совершенно точно думает с ней в одном частотном диапазоне. Марина была по первой специальности радиоинженер, поэтому вполне имела полное право на такое умозаключение.

Их разговор скакал от литературы до политики и от погоды до кино. Лишь одна тема оставалась нетронутой – изобразительное искусство. Марина почему-то была уверена, что упоминание об этом может нанести непоправимый урон тому хрупкому бамбуковому мостику, который она с семи часов вечера успела навести к её новому знакомому через бурную и мутную реку непонимания, стеснения, страха и лени, которая обычно разделяет незнакомых людей.

Разумеется, кое в чём Марина была не согласна с новым знакомым. Например, они оказались совершенно противоположных мнений о творчестве литературного столпа новой России.

– Терпеть не могу Слоноложеницина, – намеренно испохабив фамилию, заявил Михаил. – По мне, так литературных достоинств там чуть. Популярность указанного персонажа в первую очередь скандальна и, думается мне, со временем сойдёт на нет. Лет через десять про него никто и не вспомнит.

– Но ведь ему за «Ивана Денисовича» Нобелевскую премию дали, – оппонировала Марина.

– Ай, брось… Нобелевская премия по литературе, это всё равно что «Оскар» по физике…

Королю российского детектива тоже досталось на орехи.

– Он же ведь неприкрытый русофоб, этот ваш Буэ Акунин, – достаточно эмоционально изрёк Михаил, – у него в книгах все положительные герои либо иностранцы, либо, на худой конец, полукровки, а вот все отрицательные – непременно русские. Тупые, подлые, злые… не замечала?

Марина пожала плечами:

– Замечала. Может, это потому, что он сам, того… нерусский слегка.

– Да ну и что! У меня вон тоже бабка по отцу эстонка, а по матери – полька, но я же не русофоб!

Марина ещё раз дипломатично пожала плечами: Акунин ей в своё время нравился, ровно до тех пор, пока её не стало от него тошнить.

А вот киношные вкусы у них совпали полностью. Михаил обожал буквально всё, что нравилось Марине, и ненавидел то, что ненавидела она. Но что особенно порадовало – он был без ума от «Покровских ворот». Неприятие или непонимание этого фильма для Марины являлось синонимом отсутствия вкуса и полной ограниченности.

– Мне думается, Вуди Аллен в каждом своём фильме пытается доказать себе и зрителю, что сходиться, расходиться, изменять мужьям и жёнам – совершенно нормально и даже полезно, – сказал Михаил, сняв шапку и сосредоточено почесав лысину. – Собственно, вся его фильмография есть непрерывный поток оправданий собственной похоти, инфантильности, неврастении, страха перед старостью и обычной мужской боязни ответственности.

Марина остановилась и внимательно посмотрела на собеседника:

– Ты действительно так думаешь?

Тот уверенно кивнул непокрытой головой:

– Разумеется, я всегда говорю, то, что думаю. Кроме того, я посмотрел почти все его фильмы…

Их взгляды снова встретились, и Марина увидела в его глазах знакомые искорки. Некоторое время она решала, следует ли ей прямо сейчас повиснуть у него на шее и инициировать первый поцелуй, или немного подождать.

«Рано, – решила она, наконец, – ещё подумает обо мне чего, не того…»

– Надень шапку, простудишься, – сказала Марина, чуть отдаляясь, но не отводя взгляда.

Михаил тут же нахлобучил свой «пирожок» на голову складкой поперёк и скосил глаза. Марина засмеялась так звонко, как не смеялась, наверное, со школьных времён.

– Дурак… – сказала она ласково и легонько хлопнула его перчаткой по рукаву пальто.

Михаил надел шапку по-нормальному:

– Рад стараться.

Под ручку, как добрые знакомые, они дошли до метро. Уже внутри Михаил предложил проводить Марину до дома, но она отказалась. Михаил был мил и не настойчив. На прощание он лишь немного задержал в своей руке Маринину ладонь. Марина заметила, что, помимо усталости, в его глазах светилась необычная для мужчины теплота.

Обменявшись телефонами, они разъехались в разные стороны – Марина по зелёной ветке на север, а Михаил по ней же на юг.

В вагоне почти никого не было. Марина стояла у дверей, спиной привалившись к поручню. Под мерный метрошный грохот она сокрушалась, что не посмотрела паспорт своего нового знакомого, потом сомневалась, что правильно сделала, отпустив его просто так, без поцелуя, потом, что не дала проводить себя до дому… Но была ещё одна мысль, от которой она никак не могла отделаться. Поверх всего, что болталось в её голове, огненной надписью полыхал вопрос: сможет ли она испытать к нему то, что когда-то испытывала к Виталику, или же их отношения опять сведутся к не очень регулярным встречам исключительно с целью удовлетворения физиологических потребностей. Марине самой было безумно странно от этой мысли, но она ничего не могла с собой поделать. Просто ей очень хотелось этого. Даже очень-очень.