Читать книгу "Год длиною в жизнь - Стивен Манчестер"

На мистера Дьюгоня жалко было смотреть. Его спина была сплошь покрыта птичьим пометом. Вово оглядела его и с отвращением покачала головой.

— К чертовой матери… — пробормотала старуха.

Даже у нее не возникло желания вновь взяться за столь неблагодарное дело. К тому же это было бы бесполезно. Носовой платок был уже безнадежно испорчен. Отец Гросси жестом пригласил собравшихся следовать за ним.

Я помог водрузить импровизированный и кое-как сработанный гроб на алюминиевую тележку и бросился в заднюю часть церкви, сдерживаясь из последних сил, чтобы не нарушить приличия. Но меня постигла неудача. В конце концов, я был всего лишь человеком. Последняя скамья содрогнулась от хохота.

Вскоре на место рядом со мной скользнул Дьюи и вытер слезящиеся глаза. Я попытался было извиниться, но тут же сообразил, что мой приятель вытирает отнюдь не слезы печали.

— Отец потрясен и растроган тем, как сильно ты переживаешь кончину бабки, — прошептал он. Последние слова прозвучали сдавленно и неразборчиво, и он зашелся в приступе беззвучного хохота, который издали вполне можно было принять за скорбные рыдания.

Я несколько раз попытался открыть рот, чтобы ответить, но тщетно.

— Клянусь, твоя бабка подстроила все это заранее, — прошептал я наконец. — Столько голубей никак не могли собраться в одном месте случайно и обделать только твоего отца.

Дьюи согласно кивнул.

— Она была злобной старой дурой, чувство юмора у нее было извращенным… И она постоянно пилила его за то, что он такой скупердяй и дешевка.

Я набрал полную грудь воздуха, чтобы передохнуть.

— Твой отец запросто мог прикрыться своей бляхой, как щитом.

Мы хохотали до колик в животе, а гости скорбно кивали головами, присоединяясь к нашей безудержной скорби. В конце концов, мы оба были благодарны небесам за столь странное знамение. «Уж если бабка пробралась наверх, то нам теперь наверняка ничего не грозит».

* * *

На миг я вернулся в настоящее и подумал: «Даже мои детские воспоминания омрачены мыслями о смерти». Но сейчас смерть уже заглядывала мне в глаза и выглядела совсем не смешно. «Быть может, это будет не так уж плохо, если люди в последний раз посмеются надо мной?» — спросил я себя. Но, представив себе лица Мэдисон и Пончика, я постарался отогнать эту мысль. «Стоит придумать что-либо более значимое и выразительное», — решил я.

* * *

Итак, вернемся к моему детству, где смерть оставалась удачной шуткой — пока не коснулась меня лично.

Через год после того, как бабка Дьюи испустила последний вздох, та же участь постигла и мою мать. Тогда мне было уже шестнадцать, и я ухаживал за ней, пока она умирала: подмывал ее, переодевал, кормил и делал все остальное, что делают примерные сыновья в гораздо более зрелом возрасте.

В то утро, когда она умерла, я держал ее за руку, и сердце мое едва не разорвалось от горя, когда она прошептала: «Простите, что я не могу побыть с вами подольше, мальчики». Ее преждевременная смерть наполнила меня странной смесью любви и жалости. Ни мгновения своей жизни мать не прожила для себя, а всегда только для меня и моего брата. Она беззаветно любила нас обоих — причем настолько сильно, что я до сих пор ощущаю ее любовь.

После ее смерти я вдруг понял, что дома меня больше ничто не удерживает. Сняв квартиру у своего дяди Бенни, я быстренько встал на крыло и вылетел из гнезда. Вы знаете, как это бывает. Когда у вас есть быстрая машина, кажется, что вы уже знаете ответы на все вопросы.

* * *

Моим первым и последним соседом по комнате стал барабанщик, так что кровати нам пришлось поставить друг над другом — иначе места для барабанов Мэтта не нашлось бы. За аренду мы платили намного больше, чем следовало бы. Единственное достоинство квартиры заключалось в том, что в арендную плату было включено отопление. Обладая обостренным чувством справедливости, мы постарались по максимуму воспользоваться этим преимуществом. Когда весь остальной мир замерзал, покрывшись коркой льда, мы расхаживали по комнате в одних трусах, распахнув входную дверь настежь. Обставлена наша квартира была в соответствии с непритязательными вкусами людей, не имеющих денег. Единственной приличной вещью в ней смотрелась новенькая и дорогая стереосистема. К концу первой недели я убедил Мэтта в том, что он может повысить свой авторитет и кредитоспособность, взяв ее напрокат. Он с радостью согласился.

Это был тест на выживание с самого начала, поскольку матерей, которые взяли бы на себя выполнение незаметной, черной работы, у нас не было. Полагаю, вопрос заключался в расстановке приоритетов — нам пришлось научиться стирать свои вещи, зато убирать постель необходимости не было. Действительно, какой смысл заправлять то, чему все равно предстояло смяться вновь через каких-нибудь несколько часов? Приготовление еды превратилось в настоящую забаву. На плите неизменно стояла сковородка, обляпанная застывшим свиным салом. Оставалось лишь разогреть ее да побросать в коричневое кипящее масло все ингредиенты, которые мы полагали съедобными. Пиво стало основным продуктом питания в нашем рационе, и я счел себя обязанным взять несколько уроков злоупотребления им: кровать ходила подо мной ходуном, рвота фонтаном опорожняла желудок, и на следующее утро я просыпался с раскалывающейся от боли головой. Юность иногда бывает безрассудно жестокой по отношению к себе.

Хочешь не хочешь, но нам пришлось устроиться на работу. Мэтт подрабатывал мойщиком посуды в индийском ресторанчике за двадцать долларов в неделю. После первой же смены, проснувшись, он обнаружил, что его новенькие кроссовки буквально кишат муравьями. А ведь он уже и так был в долгах, как в шелках. Что до меня, то я выбрал себе другой род деятельности. Я начал работать у МакКаски, в деревообрабатывающем цеху, который изготавливал огромные деревянные барабаны для компаний, производящих кабель и проволоку. На третий день работы, когда я шлифовал катушку ленточной машинкой, до моего слуха донесся жалобный вопль взрослого мужчины:

— Мамочка!

Стерев со стекол очков древесные опилки, я увидел Томми Бигелоу, оператора циркулярной пилы, который прижимал к животу правую руку. По неосторожности он сунул ее под зубья пилы, и она отхватила ему верхнюю фалангу пальца, словно это была шкурка от банана. Это был кошмар. Кровь хлестала, забрызгав все вокруг. Бригадир вызвал карету «скорой помощи», вручил фельдшеру отрезанный палец Томми, обернулся и рыкнул на рабочих, разгоняя их по местам. Когда я вернулся к шлифовке, бригадир похлопал меня по плечу.

— Становись к циркулярке, Дон, — сказал он. — У нас заказ, который мы должны выполнить.

А ведь я ненавидел этого типа лютой ненавистью. Тем не менее мне пришлось смыть кровь и приступить к работе. И все это время я мысленно молился, призывая инспекцию по охране труда, которая пришла бы к нам и прикрыла эту лавочку.

Случалось, что, не в силах заснуть от перевозбуждения и усталости, мы с Мэттом и другими парнями играли в покер. Иногда турниры длились ночь напролет, до самого утра. В окна настойчиво стучались снег и ветер, а мы, раздевшись до трусов и настежь распахнув входную дверь, яростно мусолили карты, пока солнце не обжигало далекий горизонт, разгоняя мглу.