Читать книгу "Белая мгла - Кен Фоллетт"

– Всю свою работу он проделал, – сказала Тони. – Теперь он возвращается к кроликам. – Снова спина Майкла перекрыла то, что он делал. – Сейчас он вынимает из клетки своего любимого кролика. По-моему, он надевает на него маленький костюмчик, очевидно, сделанный из старого костюма.

Майкл повернулся левым боком к камере. И направился к выходу – казалось, он что-то держал под правой рукой, но так ли это, сказать было трудно.

Выйдя из ЛБЗ-4, все вставали под химический душ, дезинфицировавший костюм, затем принимали обычный душ и уж потом одевались.

– Костюм защищал кролика под химическим душем, – пояснила Тони. – Я полагаю, Майкл затем бросил костюм в печь для сжигания. А обычный душ не мог причинить животному вреда. В раздевалке Майкл посадил кролика в сумку. Когда он выходил из здания, охранники увидели, что у него сумка, с которой он пришел, и ничего не заподозрили.

Стэнли откинулся на спинку кресла.

– Черт побери, – сказал он, – я мог бы поклясться, что осуществить такое невозможно.

– Он принес кролика домой. Я думаю, кролик укусил Майкла, когда он вводил ему лекарство. Потом Майкл сделал себе прививку и посчитал, что вне опасности. Но оказался не прав.

– Бедный мальчишка, – произнес Стэнли. Лицо у него было печальное. – Бедный глупый мальчишка.

– Теперь вы знаете все, что знаю я, – сказала Тони. Она внимательно наблюдала за ним, ожидая приговора. Этот этап в ее жизни окончен? Она будет без работы на Рождество?

Оксенфорд пристально посмотрел на нее.

– Есть одна мера предосторожности, которую мы могли бы ввести и которая предотвратила бы это.

– Я знаю, – сказала Тони. – Обыскивать сумки всех, кто направляется в ЛБЗ-четыре и выходит оттуда.

– Совершенно верно.

– Я ввела это с сегодняшнего утра.

– Иными словами: заперев дверь в конюшню после того, как лошадь сбежала.

– Мне жаль, что так вышло, – сказала Тони. Она была уверена, что он хочет, чтобы она подала в отставку. – Вы платите мне за то, чтобы такое не случалось. Я не справилась. Вы, по-видимому, хотите, чтобы я подала в отставку.

Это вызвало у него раздражение.

– Если я захочу вас уволить, вы об этом незамедлительно узнаете.

Она уставилась на него. Он что, прощает?

Лицо Оксенфорда приняло более мягкое выражение.

– Хорошо, вы совестливая натура и чувствуете себя виноватой, хотя ни вы, ни кто-либо другой не могли предугадать такое.

– Я могла установить проверку сумок.

– А я, по всей вероятности, запретил бы это на том основании, что проверка вызовет недовольство у сотрудников.

– О-о!

– Вот что я вам скажу раз и навсегда. С тех пор, как вы у нас появились, меры безопасности стали строже, чем когда-либо. Вы чертовски хороший работник, и я намерен вас удержать. Так что извольте больше не жалеть себя.

От облегчения Тони вдруг почувствовала, что у нее подкашиваются ноги.

– Благодарю вас, – сказала она.

– Впереди у нас много дел – пошли работать. – И Оксенфорд вышел из комнаты.

Вздохнув с облегчением, Тони закрыла глаза. Ее простили. «Спасибо», – подумала она.

8.30

Миранда Оксенфорд заказала капуччино по-венски с пирамидой взбитых сливок наверху. В последнюю минуту она попросила подать также кусок морковного пирога. Сунув сдачу в карман юбки, она понесла свой завтрак к столику, за которым сидела ее тощая сестрица Ольга, потягивая двойное эспрессо и покуривая сигарету. Бар был увешан бумажными цепями, а на тостере переливалась рождественская елочка, но кто-то не без иронии поставил на музыкальном автомате «Мальчиков с пляжа», и они пели «Скользя на волнах по Штатам».

Миранда часто заставала по утрам Ольгу в этом кафе-баре на Сочихолл-стрит в центре Глазго. Они обе работали поблизости: Миранда была исполнительным директором в агентстве по найму преимущественно телефонисток, а Ольга была адвокатом. Обе любили посидеть минут пять, чтобы собраться с мыслями перед работой.

«Мы совсем не похожи на сестер», – подумала Миранда, заметив свое отражение в зеркале. Она была маленькая, с вьющимися светлыми волосами и аппетитной фигуркой. Ольга была в папу – высокая, но чернобровая, как покойная мать, которая была итальянских кровей и звали ее всегда Мамма Марта. Ольга была в рабочем темно-сером костюме и остроносых туфлях. Она вполне могла бы выступить в роли Круэллы Де Виль.[2]Наверняка нагоняла страх на присяжных.

Миранда сняла пальто и шарф. Она была в плиссированной юбке и свитере, расшитом мелкими цветочками. Она одевалась, чтобы нравиться, а не отпугивать. Когда она села, Ольга спросила:

– Ты работаешь в канун Рождества?

– Всего один час, – ответила Миранда. – Чтоб убедиться, что ничего не зависло на праздники.

– Вот и я тоже.

– Слышала новость? Лаборант «Кремля» умер от вируса.

– О Господи, это испортит нам Рождество.

«Ольга может показаться бесчувственной, а на самом деле она не такая», – подумала Миранда.

– Сообщили по радио. Я еще не говорила с папой, но бедный малый как будто привязался к хомяку и принес его домой.

– Зачем – заниматься с ним любовью?

– И зверек скорее всего укусил его. Бедняга жил один, так что никто не обратился за помощью. По крайней мере, похоже, вируса он никому не передал. Все равно это ужасно для папы. Он, конечно, виду не покажет, но наверняка чувствует себя в ответе.

– Ему бы следовало заниматься менее опасной наукой, например, чем-нибудь вроде разработки новых видов атомного оружия.

Миранда улыбнулась. Она была особенно рада видеть Ольгу сегодня. Приятно было побеседовать в спокойной атмосфере. Вся семья должна была собраться в Стипфолле, доме их отца, на Рождество. Миранда намеревалась приехать туда со своим женихом Недом Хэнли, и ей хотелось быть уверенной, что Ольга будет тактична с ним. Но к этой теме она подошла кружным путем.

– Надеюсь, эта история не испортит праздника. Я так его ждала. Ты знаешь, что и Кит приедет?

– Я глубоко потрясена тем, что наш братец оказывает нам такую честь.

– Он не собирался приезжать, но я уговорила его.

– Папе будет приятно, – не без сарказма произнесла Ольга.

– Действительно приятно, – с укором сказала Миранда. – Ты же знаешь, чего ему стоило уволить Кита.

– Я знаю, что никогда не видела его в таком гневе. Казалось, он вот-вот кого-нибудь убьет.

– А потом он плакал.