Читать книгу "Янтарный ангел - Александр Форш"

– Что-то болит? Кровотечения не беспокоят? Ночью спите хорошо?

Марина отвечала рассеянно, невпопад.

– К моему глубокому сожалению, голубушка, новости совсем неутешительные. Хотя срок у вас был небольшой и оперативное вмешательство прошло нормально, нам не удалось купировать негативные последствия. В восемнадцать лет все заживает быстро, и очень скоро вы не вспомните об операции. Вот только, – доктор замешкался, – увы, забеременеть вы больше не сможете.

«Убийца!» – взорвалось в голове Марины.

Она совершила преступление и понесла наказание.

Внутри ее осталась пустота, которую нечем было заполнить. Почти шесть лет понадобилось Марине, чтобы снова почувствовать себя живой. Она даже подумывала восстановиться в институте, только поняла, что юношеские мечты не вернуть. Жизнь снова пошла своим чередом. Вот только довериться другому мужчине она так и не смогла. Максима с тех пор она встретила лишь однажды: столкнулась с ним у метро, когда бежала на работу. Он больше не казался ей античным богом. Обычный смертный, такой же привлекательный внешне, как и раньше, но абсолютно пустой внутри. Белозубая улыбка – обычный оскал, прекрасная фигура – лишь результат усердных тренировок. Он всегда был и остался рабом своего тела, забыв о душе. По Марине Максим мазнул равнодушным взглядом, возможно, он ее узнал, но вида не подал. Наверняка у него сменился не один десяток таких же, как она. Когда-то Марина думала, что умрет, если он к ней однажды охладеет. Но вот жива. Потрепана, изранена, но жива. Старые шрамы почти не болят, лишь ноют иногда, напоминая о том, что все это действительно было с ней. Иногда Марина хотела стереть себе память, чтобы не помнить пережитое, но понимала, что память необходима, чтобы удержаться от новых ошибок. За необдуманными поступками следует расплата – невозможность изменить совершенное. И как следствие – бесконечное сожаление. И если даже хочется о чем-то забыть, делать этого никак нельзя. Память – наш плот из сладких свершений и горечи потерь, радостных встреч и неизбежных прощаний, головокружительных взлетов и болезненных падений. Пока мы помним – мы живем. Марина сама не заметила, как задремала, сидя за столом. Когда очнулась, ломило поясницу и шею. К тому же девушка сильно замерзла – окно было открыто настежь, хотя она была уверена, что закрыла его. Часы на стене показывали три часа ночи.

Она встала, чтобы немного размять затекшую спину, подошла к окну и выглянула на улицу. На стекле застыли капельки прошедшего дождя, пахло горькой свежестью и жженой листвой. Темный двор был слабо освещен двумя-тремя тусклыми фонарями, только в глянцевых лужицах отражалась бледная луна. Марина уже хотела закрыть окно и все же пойти спать, когда один из фонарей возле дома замигал неверным оранжевым светом, уронив на мокрый асфальт блестящую кляксу. Тень она заметила краем глаза. Та двигалась очень медленно и осторожно, точно обдумывая каждый следующий шаг. Это был ребенок, совсем малыш. Но как он оказался ночью на улице? Один! Марина хотела крикнуть, чтобы тот никуда не уходил, она спустится и заберет его. Она не сразу поняла, что одет мальчик совсем не по погоде: в короткие шортики на лямках и тоненькую маечку. А когда он вдруг остановился и поднял личико, Марина зажала рот рукой. Этажи, отделявшие ее от ребенка, перестали существовать. Синие глазенки оказались так близко, что Марина могла бы протянуть руку и коснуться бледного, осунувшегося личика. Это был он. Мальчик снился ей почти каждую ночь с того самого дня, когда она совершила самую страшную ошибку в своей жизни. Он приходил, садился на край кровати и просто молчал, глядя на нее небесного цвета глазами. Иногда Марине казалось, что ребенок ей не снится, что он настоящий, из плоти и крови. Но стоило ей попытаться дотянуться до него, погладить по белобрысой головке, обнять, прижать к груди, как мальчик исчезал. Только в голове звучали слова: «Там ничего нет…» Марина просыпалась в слезах, не в силах успокоиться. Сон повторялся снова и снова, пока однажды мальчик вдруг не исчез из ее сновидений. Марина ждала его, хотела увидеть, даже звала, но он больше не приходил. Однажды ей приснился совсем другой сон, в котором тот же мальчуган брал за руку Аню и уводил за собой. Марина испытала ни с чем не сравнимое чувство потери, горя и почему-то жгучей ревности. Младшая сестра оглядывалась, на ее лице блуждала какая-то потерянная улыбка, она не хотела идти, только ребенок настойчиво тянул ее за собой.

– Помоги! – Голос Ани прозвучал отчетливо и громко. Марина вздрогнула и увидела, как уличный фонарь, несколько раз мигнув, погас.

…Марина открыла глаза. Неужели снова сон? Такой реалистичный. Девушка бросила взгляд на окно. Закрыто. Короткая стрелка на часах дернулась и остановилась на цифре три. Кряхтя и охая, Марина подошла к выключателю, пощелкала несколько раз. Света все еще не было, а свечка почти догорела. Нужно успеть постелить себе на диване, пока она догорит, до утра осталось всего ничего, а завтра, точнее, уже сегодня – выходной. Придется как-то пережить вынужденные неудобства.

Шорох в комнате Ани был едва различимым, Марина не придала ему значения. В старом доме всегда слышались какие-то шорохи, скрип рассохшихся половиц, шуршание обоев. Она уже расстелила простыню и взбила жесткую подушку, когда шорох повторился, а следом за ним послышались частые шаги: точно кто-то пробежал по полу маленькими ножками. Душа ушла в пятки. Она вспомнила единственную молитву, которую знала, неумело перекрестилась и прислушалась. Тишину нарушало только мерное тиканье часов да потрескивание догорающей свечи. Сердце колотилось так, что уши едва не закладывало. Марина забралась под плед, не снимая грязной одежды, и вся сжалась в комочек, как в детстве, когда она пряталась от бабайки, живущего под кроватью. Девушка надеялась заснуть до того, как потухнет свечка – единственное ее спасение от темноты. Вдруг она услышала шипение.

Рыжий язычок пламени вспыхнул и погас.

Наступила кромешная темнота. Некоторое время Марина лежала, прислушиваясь к шорохам, завыванию ветра за окном, а когда за стенкой раздался четкий всхлип, подскочила, едва не свалившись на пол.

Убеждать себя в том, что она заснула и не услышала, как вернулась Аня, было бы глупо. Всхлип повторился, а за ним и топот. Марина укрылась пледом с головой, совсем как маленькая девочка, которая прячется от нависшей опасности. Сколько она так пролежала, час или всего минуту, девушка не знала, но под пледом становилось невыносимо жарко, и пришлось из-под него выбираться. Видимо, от страха Марине очень захотелось в туалет. Терпеть не было никаких сил, и она, зажмурившись, опустила ноги на пол, потом на ощупь вышла из комнаты и добралась до санузла. Рука автоматически нащупала выключатель, вот только электричества по-прежнему не было. На обратном пути Марина остановилась у двери в спальню Ани. Прислушалась. За дверью стояла тишина. Впоследствии она много раз ругала себя за то, что сделала, и не понимала, зачем так поступила. Когда она встречала подобные сцены в фильмах или на страницах книг, то ругала бестолковых героинь за глупость и считала, что, будь она сама на их месте, никогда бы так не поступила.

Темнота в комнате Ани не была абсолютной. В окно светила яркая луна, и можно было видеть очертания предметов. В комнате (ровно как и в голове) младшей сестры царил беспорядок, который сама Аня называла творческим. Хотя на самом деле никакого отношения к творчеству этот хаос не имел.