Читать книгу "Большая книга ужасов-10 - Мария Некрасова"

Я полезла доставать короля и обрабатывать ожог. Обрабатывать, собственно, было нечего – короля спасла густая шерсть, я нашла только несколько красных пятен на коже. На всякий случай помазала ожоги мазью, подула, почесала королю животики, и он успокоился.

Папа, чувствуя свою вину, больше не подкатывал к королю с просьбами. Сказал:

– Съезжу к маме в больницу, – и уехал.

В больницу. В травматологию, следом за мамой. За ним захлопнулась дверь, а через две минуты под окном уже выла «Скорая».

Папа попал под автобус и сломал бедро, – это все, что мне удалось вытрясти из суетящихся санитаров. Папины же слова все сводились приблизительно к: «Ни фига себе, съездил в больницу!», – но очень приблизительно.

Я осталась одна в чужом особняке с не заправленным «Линкольном», пустым кошельком и погребом, полным наполовину стухших продуктов. И все так неожиданно...

Я повернулась к королю:

– Что ж ты, Величество, мышей не ловишь?

Король презрительно пукнул.

* * *

Что вдруг такое стряслось, что за череда неприятностей?! У нас же есть талисман – крысиный король, всемогущий, добрый... А родители в больнице. И дом хотят отобрать за налоги...

Их Величество лежал на диване со страдальческим выражением на мордочках. К простуде и поносу прибавился еще и ожог, пусть и не сильный, но все равно неприятно. Может, в нем все дело? А что? Логично! Если талисман нездоров, то и нам не везет.

Я бросилась опять кипятить молоко. В голову лезли дурацкие мысли: где же взять денег, чтобы заплатить этот налог? Где вообще взять денег? Летом поедем «чесать» по курортным городам, продюсер обещал, что деньги будем складывать в чемоданы. Но для этого надо, чтобы меня знали. Все, что я зарабатываю на концертах, и еще куча денег продюсера уходит на то, чтобы наш с Их Величеством клип крутили по телеку. Мне дают по сто баксов на карманные расходы. Это много для восьмиклассницы, но катастрофически мало для звезды....

Наудачу я позвонила продюсеру – может, даст денег? В конце концов, проект «Светка» должен принести ему больше, чем мне.

Трубку взяла секретарша. Я слышала, как продюсер шепнул:

– Лебедева? Денег будет просить. Скажи, что я уехал.

Что ж, ответ ясен: не больно-то нужен ему проект «Светка». У продюсера есть бренд: группа «Гимназия». Бренд – то, что все знают, то, что приносит деньги. Я солистка, но сама по себе не бренд. Светку легко заменить на Зойку или Зинку, уж я-то знаю. Сама две недели кривлялась за Тутси, и никто даже не заметил.

Стало еще паршивее.

Их Величество как ни в чем не бывало хлебал молочко из кружки, с ехидцей поглядывая на меня. Что делать? Что делать? Снимать штаны и бегать... Да, скоро будем бегать без штанов, и то не все. Папа с мамой бегать еще долго не смогут. Папа – точно. Сломанное бедро долго срастается.

– Подлый ты, Ваше Величество, – неожиданно для самой себя ляпнула я. Крыса-то при чем? Может, я сама бездарность, потому продюсер и не хочет со мной разговаривать... А может, и не сама?..

Глава XIXКак Липатов сказал то, о чем я боялась подумать

Я оделась и вышла в парк. Было жутко оставаться одной с королем в огромном опустевшем доме.

Ветер со снегом больно бил в лицо, лед норовил уйти из-под ног. Я шла к Липатову, потому что больше было не к кому. Родители в больнице. Подруги лелеют свои обиды: с одной я не стала говорить по телефону (принимала журналистов), другой осталось неудобное место на концерт (какие билеты мне оставили, такие и раздарила), мимо третьей посмела проехать вместо того, чтобы остановить лимузин и броситься ей на шею (бред собачий, даже комментировать не хочу). Поклонники? Выслушают с восторгом и разболтают мои тайны просто для того, чтобы доказать другим, что сама Светка им доверилась. Продюсер? Это в кино требовательный, но добрый в душе дядя вытирает слезы юной певице и говорит: «Держись! Крепись!». А в жизни-то я помнила, как Тутси выла с расческой в глазу, а он уже все просчитал и запер меня в гримерке. Нашел замену... Нет, один Липатов у меня и остался.

Липатов жил с бабушкой. Она открыла мне, прошамкала «Здравствуйте... Саша, к тебе» и скрылась в своей комнате. Липатов выскочил в коридор.

– Ты? – удивился он.

– Надо поговорить, – ответила я на незаданный вопрос: «Чего приперлась?». Он кивнул:

– Проходи.

Вся комната от пола до потолка была забита крысиными клетками. У окна ютились письменный стол и диванчик. Крысы пищали, шуршали, грызли... Но все были чистенькие, ухоженные, и королей вроде не наблюдалось. Я прошлась вдоль ряда клеток – нет, точно нет.

– Зачем тебе столько? – спросила я, когда обрела способность говорить. Липатов пожал плечами:

– Дык, бизнес.

– На «птичке», что ли, торгуешь?

– Угу. Бабка сперва визжала, потом я ей объяснил коммерческую выгоду – даже полюбила. Некоторых берет пожить к себе в комнату.

Я приземлилась на диванчик.

– Ты о чем поговорить-то хотела? – спросил он, плюхаясь рядом. И я рассказала. Все. Липатов слушал, с каждой минутой все шире разевая рот. Кажется, он хотел сказать: «Врешь», – но почему-то не сказал. Когда я закончила, он почесал затылок и выдал:

– Это все Он!

Я сама об этом... не догадывалась, а, скажем так, боялась догадаться. Ходила вокруг да около и не смела даже про себя сказать то, что Липатов сказал вслух. А теперь все до меня дошло. Мама раньше целыми днями парилась на кухне, и полки на нее не падали. А как только убрала крысиные запасы, обидела Их Величество... А папа? Он опрокинул на короля горячее молоко. Случайно же, е-мое! И через пять минут!.. Я вспомнила еще старичка-ветеринара, который хотел разъединить хвосты, и как продюсер подавился сухарем, и как в ночь рожденья короля кого-то зарезали в ночном клубе... А история с академиком Александринским? Бодрый был человек, бегал по утрам, пока у Их Величества не заболело ушко. Ушко заболело – академик при смерти, на три улицы зона тишины. Академик уже умер, а тишину не снимали, ведь ушко не прошло...

Я сама с пальца выкормила этот кошмар. Я кипятила ему молочко... Как же теперь жить?!

– От него надо избавляться, – буднично сказал Липатов.

На секунду в комнате наступила тишина – крысы в клетках притихли. Потом вдруг хором запищали, затрясли лапками прутья клеток. От писка зазвенело в ушах. Липатов, тормоз, еще не понял, в чем дело. Он крикнул:

– Тихо, зубастики! – но сделал только хуже.

Потому что в ту же секунду крысы пооткрывали дверцы и набросились на Липатова!

Он стал похож на истеричную даму в шубе и шапке. На голове, на руках, на животе – везде были крысы. Облепили его толстым слоем, вцепились зубами и когтями. А Липатов визжал. Я бросилась его спасать. Хватала крыс за хвосты, пробовала отодрать, но они только сильнее вцеплялись зубами, и Липатов визжал громче. Глухая там его бабка, что ли?