Читать книгу "Потерявший надежду - Колин Гувер"

– Привет, Холдер.

Опаньки!

Подняв глаза, вижу, что кассирша из соседнего ряда пристально меня разглядывает. Кто бы ни была эта девушка, выражение ее лица взывает к вниманию. Мне становится как-то неудобно за нее, в особенности когда я слышу этот пронзительный голос. Почему-то некоторые девицы считают, что подражать детской речи – это сексуально. Бросаю взгляд на ее именной беджик, потому что не могу вспомнить, кто она такая.

– Привет… Шейла. – Я быстро киваю, потом вновь поворачиваюсь к своему кассиру в надежде, что мой сдержанный ответ несколько охладит девицу.

– Шейна! – выпаливает она.

Да ну!

Вновь смотрю на ее беджик, раздосадованный тем, что даю ей повод продолжать разговор. Однако там ясно написано «Шейла». Сдерживая смех, проникаюсь к ней еще большим сочувствием.

– Извини. Ты ведь знаешь, что на твоем беджике написано «Шейла»?

Она сразу же поворачивает к себе беджик и хмурится. Может быть, она смутилась и больше не посмотрит на меня? Но нет, ее это нисколько не тревожит.

– Когда ты вернулся?

Понятия не имею, кто эта цыпочка, но она откуда-то меня знает. И не просто знает, а в курсе, что мне пришлось уехать, чтобы потом вернуться. Вздыхаю: похоже, склонность людей к сплетням была мною трагически недооценена.

– На прошлой неделе, – говорю я, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

– А тебе разрешат вернуться в школу?

Что значит «разрешат»? С каких это пор мне не разрешают ходить в школу? Это, должно быть, очередной слушок.

– Это не важно. Я не вернусь.

Я пока не решил, буду ли записываться в школу завтра, поскольку сегодня мне это сделать не удалось. Это зависит от моего предстоящего разговора с матерью, но, пожалуй, легче дать людям то, чего они хотят, и пусть продолжают сплетничать. Кроме того, если я стану отрицать все, что говорили обо мне за прошедший год, народ останется без развлечений.

– Ты все испортил, парень, – скороговоркой произносит мой кассир, беря у меня платежную карту. – Мы побились об заклад, как скоро до нее дойдет, что на ее беджике неправильно написано имя. Она носит его уже два месяца, и я поспорил на три. Ты мне должен двадцать баксов моего проигрыша.

Я смеюсь. Он отдает мне карту, и я кладу ее в бумажник.

– Моя вина. – Я вытаскиваю двадцатидолларовую купюру и протягиваю ему. – Возьми, ведь я уверен, что ты выиграл бы.

Он качает головой, отказываясь взять двадцатку.

Я засовываю деньги обратно в бумажник и вдруг замечаю кого-то в очереди к соседней кассе. Эта девушка повернулась и пялится на меня, стараясь привлечь мое внимание так же, как только что Шейна… или Шейла. О господи, только бы и эта телка не заговорила со мной таким же детским голоском!

Бросаю на нее быстрый взгляд. На самом деле мне не хотелось смотреть туда, но, когда человек вот так пялится на тебя, трудно удержаться и не ответить. Но, встретившись с ней глазами, я цепенею.

Теперь мне не отвести от нее взгляда, хотя я изо всех сил стараюсь избавиться от образа, стоящего у меня перед глазами.

У меня замирает сердце.

Время останавливается.

Застывает весь мир.

Мой беглый взгляд против воли превращается в несдержанный и пристальный.

Я узнаю эти глаза.

Это глаза Хоуп.

Ее нос, ее рот, ее губы, ее волосы. Все в этой девушке напоминает Хоуп. Никогда прежде, глядя на девочку моего возраста и думая, что это она, я не был так уверен в своей правоте. Я настолько в этом уверен, что теряю дар речи. Пожалуй, я не смогу произнести ее имя, даже если она станет об этом умолять.

В этот момент я охвачен такими разными чувствами и не знаю даже, рассержен я, взволнован или схожу с ума.

А она тоже меня узнала?

Мы продолжаем глазеть друг на друга, и я все спрашиваю себя, кажусь ли ей знакомым. Она не улыбается. Жаль, она не улыбается, потому что улыбку Хоуп я узнал бы сразу.

Она поджимает губы, отводит глаза и быстро поворачивается к своему кассиру. Она явно возбуждена, но это не то возбуждение, которое часто испытывают в моем присутствии девчонки вроде Шейны/Шейлы. Ее реакция совершенно другая, и от этого меня так и подмывает спросить, узнала ли она меня.

– Привет, – невольно срывается с моих губ.

Она вздрагивает. Торопит кассира и в каком-то смятении хватает свои пакеты. Похоже, пытается убежать от меня.

Но почему? Если она меня не узнала, то почему так взволнована? А если все-таки узнала, то почему не радуется?

Она поспешно выходит из магазина, и я хватаю свои пакеты, не взяв даже чека. Мне надо выйти на улицу, пока она не уехала. Нельзя снова дать ей исчезнуть. Выйдя наружу, я оглядываю парковку и замечаю ее. К счастью, она все еще загружает продукты на заднее сиденье. Прежде чем приблизиться к ней, я останавливаюсь, боясь, как бы она не приняла меня за полоумного, ибо именно таким я себя и ощущаю.

Она собирается закрыть дверь, и я делаю несколько шагов вперед.

Пожалуй, никогда я так сильно не боялся заговорить.

Что сказать? Что сказать, черт побери?

Тринадцать лет я воображал себе этот момент, а сейчас у меня в голове нет ни единой дохлой мысли.

– Привет.

Привет? Господи, Холдер. Мило. Очень мило.

Она застывает на полпути. По тому, как поднимаются и опускаются ее плечи, я догадываюсь, что она глубоко дышит, пытаясь успокоиться. Это из-за меня она разволновалась? Сердце у меня бешено колотится, тело пронизывает волна адреналина, которую я сдерживал тринадцать лет.

Тринадцать лет. Я искал ее тринадцать лет и, вполне возможно, только что нашел. Живую. В моем городе. Я должен ликовать, но непрестанно думаю о Лесс и о том, как она каждый день молилась, чтобы этот момент настал. Лесс всю жизнь мечтала о том, что мы найдем Хоуп, и вот теперь я ее нашел, а Лесс мертва. Если эта девушка действительно Хоуп, я буду опустошен тем, что она на тринадцать месяцев опоздала со своим появлением.

Ну, может быть, не опустошен. Я забыл, что это слово резервное. Просто я жутко расстроюсь.

Теперь девушка повернулась ко мне лицом. Она смотрит в упор, и это убивает меня, потому что мне хочется обнять ее и попросить прощения за то, что разрушил ее жизнь. Но я не могу сделать этого, потому что по ее взгляду понимаю: она не догадывается, кто я такой. Мне хочется истошно закричать: «Хоуп! Это я! Я – Дин!»

Потираю загривок, пытаясь осмыслить ситуацию в целом. Не так я представлял себе нашу встречу. Может быть, я много себе напридумывал за эти годы, ожидая, что ее возвращение будет гораздо более патетическим. Что она прольет много слез, проявит сильные чувства, а не будет всего лишь смущена.