Читать книгу "Белошвейка и белоручка (сборник) - Александр Асмолов"

Зуб До́лона

Давным-давно, когда нынешние сказочные герои были просто героями и подвиги совершались не ради славы и наград, а по велению сердца, высоко в горах, среди заснеженных вершин жил дракон. И звали его Долон. По меркам своих сородичей, он был еще в юном возрасте, хотя в округе не первую сотню лет сказывали разные истории о том, чье жилище за облаками.

Пещера действительно была так высоко, что даже ветер редко заглядывал туда. Только солнце да луна были его вечными собеседниками. Днем он рассуждал о странных людях, придумавших себе смешные законы, которые сами же и нарушали. По ночам Долон придавался мыслям о загадочном и мистическом. Обычно он проделывал это сидя на каменном уступе перед входом в свою пещеру. Внизу попеременно шли дожди и войны, мелькали разноцветные знамена и события, изредка появлялись рыцари, давшие обет одолеть дракона.

Долон благосклонно позволял им приблизиться, понимая, какой нелегкий путь те проделали, карабкаясь по скалам. Наглецами он закусывал, смельчаков одаривал какой-нибудь безделушкой, а влюбленных усаживал напротив и выслушивал все подробности. Это были разные истории, только Долон всегда видел тайный смысл. Он прощал тех, кто по наивности выполнял чужую волю ради любви.

О, это неизведанное человеческое чувство.

Долон часто рассуждал о нем, пытаясь понять, почему люди в равной мере совершают из-за него и глупости, и подвиги. Драконье сердце так легко было растрогать душещипательной историей влюбленного принца, готового умереть за один взгляд принцессы. Если рассказ нравился обитателю заоблачной пещеры, гость получал подарок. Зуб дракона. Правда Долон лукавил. Он отдавал не свой зуб, а вырезанную гномами копию его молочного зуба. Когда-то он подарил его гномам просто так, и те в благодарность теперь снабжали дракона изделиями из белого гранита.

Однажды вечером, когда Долон дремал в своем любимом «кресле» на фоне заходящего солнца, его разбудил звонкий голос:

– Выходи на бой чудище.

– Я здесь, юноша, – окликнул дракон смельчака. – Поди, устал с дороги. Садись ближе, да сказывай, зачем пришел. Тебя как звать – то?

– Благомир, – неуверенно отозвался тот.

– Ну, а мое имя тебе известно, коль пришел, – добродушно улыбнулся хозяин. – Садись, в ногах правды нет.

Юноша с красивым лицом, спрятал клинок в ножны и сдержанно поклонился в знак приветствия. Долону всегда нравились открытые люди, способные на благородный поступок. Такие и ненавидят, и любят всей душой.

Дракона растрогал рассказ о принцессе, заточенной коварным отчимом в высокой башне. Их судьбы чем-то были схожи – одиночество в облаках. Долон согласился помочь пылкому влюбленному и освободить красавицу.

Под утро, когда от озер и рек по земле пополз густой туман, сильные крылья дракона бесшумно несли над лесами и полями Благомира. Еще не до конца веря в происходящее, он обнимал за шею своего недавнего врага, решившегося, как и он, рискнуть жизнью.

Вскоре над пеленой тумана показался огонек. Это в окошке под крышей высоченной башни догорала свеча. То ли кто-то молился, то ли читал до утра. Дракон почувствовал, как забилось сердце влюбленного, и понял все без слов. Бесшумно облетел он башню, высматривая подходящее место, чтобы уцепиться когтями, но стены были гладкими и скользкими, как лед. Тогда Долон опустился на землю у входа в башню.

Перепуганный часовой хотел, было поднять тревогу, но дракон предупредил его:

– Поджарю любого, кто приблизится. Зуб даю!

Этого было достаточно, чтобы часовой зажмурился от страха и ждал, пока Благомир принесет на руках принцессу из комнатки под самой крышей высокой башни. Потом они бесшумно взлетели и растворились в тумане. А через некоторое время пара вороных коней, ожидавших своих всадников у входа в ущелье меж крутых гор с заснеженными вершинами, понесла седоков в страну, где никто уже и не помнил, откуда взялась поговорка – зуб даю.

Коляда

Давным-давно повелось на Руси встречать Коляду. Так называли прежде новое солнце нового года. К концу декабря зима набирала силу, укрыв все белоснежным саваном – и летние хлопоты, и осенние свадьбы, и несбывшиеся надежды. Все начинали заниматься домашними делами и готовились к празднику. Так над одной из тысяч деревушек, окруженных бескрайними полями и заснеженными лесами, неспешно курился дымок печных труб да запах пирогов.

Те обитатели леса, что не улетели в теплые страны и не залегли в спячку, сражались с врагами, морозами, и голодом. У кого быстрые ноги, у кого чуткий слух, у кого могучие рога. Кто норовил обустроить себе норку или дупло, а кто продолжал вольную жизнь под кронами вековых дубов да елей. Дыхание сытной людской жизни манило многих на опушку. Зверушки и пташки собирались здесь поутру посудачить о своем и поделиться новостями. Кто-то уже побывал в соседней деревне и трещал о том, что разнюхал. Все оживленно подхватывали самые невероятные предложения, как присоединиться к людскому пиршеству. Праздник никого не обходил стороной. Так было всегда.

Вот только пролетевшие года и вихри над Святой Русью многое изменили. Люди позабыли своих предков, свою историю и стали молиться чужим богам. Сильные и добрые всегда доверчивы, как дети, потому что судят о других по себе. Этим воспользовались серые, невесть откуда прокравшиеся на землю, одаренную Создателем несметными богатствами.

– Предлагаю вечером в деревню не летать, – серьезно заявил черный ворон.

– Опять будут петарды и салюты палить. Сколько наших подпалили в прошлом году…

– Так, ведь, самое время упустим, – возразила молоденькая галка. – Людишки головы свои теряют от того зелья. Добро так и разбрасывают. Нас не будет, воробьи да голуби все растащат. Они и так едва летают от обжорства.

– Голову свою не потеряй, – буркнул ворон, – а прокормиться мы всегда сможем. Не было такого, чтобы нас земля родная не прокормила. У людей память коротка, они на всё заморское падки. Мы последние хранители остались. Среди нас попов нет и не будет.

– Почему попов? – скороговоркой выпалил молоденький щегол. – Поп это память отцов предавший, – шепнула коноплянка, склонив аккуратную головку набок и, не мигая, глядя на недотепу. – Т – т–т – очно, – отозвался дробью о ствол сосны дятел.

– А как же без пирогов? – в один голос пропели сойка и сорока. – Коляда же!

– Да – да, – поддакнула лазоревка, – на Солнцеворот самый короткий день. Успеть бы.

– Так три дня гулять будут, – прощелкал клест. – Успеем.

– Эх, перепуталось все у них, – нахохлился свиристель. – Новый год пред Рождеством теперь. Срамно.

– Хорошо хоть Крещение оставили на морозец. – чирикнула синица. – Чую, ударят на новолуние холода.

– Да-а, – протянула баском сова, – все перепуталось у них. Где это видано, чтоб на Коляду прорубь не парила. Дожди теперь.

Все разом замолкли, пристально разглядывая что-то вдалеке. Над опушкой нависла такая тишина, что даже лиса, замерла у старого дуба, испуганно прислушиваясь и не решаясь опустить лапку в снег.