Читать книгу "Глина - Дэвид Алмонд"

Я его поднял. Держу и разглядываю, Стивена разглядываю тоже.

— Как ты это делаешь? — спрашиваю.

— Это? Это — ничто. Ком мертвой глины. Но когда-нибудь я сотворю что-нибудь настоящее. Настоящего монстра. Корявую безмозглую свирепую тварь без души. И тогда придут погибель, страх и смертоубийство, Дейви. Ты мне веришь?

Я посмотрел на ангела на полу, на дьяволенка в своих руках. Неужели я действительно видел — или показалось?

— Нет, — говорю.

— Нет? — Он рассмеялся мне в лицо. — После всего, что видел, ты продолжаешь говорить «нет»?

Я кивнул. Пожал плечами. Помотал головой:

— Да. Нет. Мне почем знать?

Посмотрел ему в лицо. Обычный мальчишка, как и мы.

— Нет, — говорю. — Я в это не верю.

Он забрал у меня дьяволенка. Поднял повыше, будто сейчас снова скомандует: «оживи», а потом смял в бесформенный ком глины:

— Ладно. Будем сомневаться, будем говорит «нет», не будем верить.

— Ладно, — соглашаюсь.

Стою разглядываю его. В луче между нами пляшут пылинки. Я знаю: уходить не хочется. Знаю: хочу увидеть это снова. Как глина шевельнулась, как глина ожила.

— Ты чего ждешь? — говорит. — Ничего же не было. Тебя обманули. Или ты обманулся.

Я вышел на дневной свет, потом — к Дурковатой Мэри и отцу О’Махони, которые пили чай, а Джорди сидел с ними и старался вести себя вежливо. Едва увидев меня, он сразу вскочил. Священник поднял руку и все бормочет что-то Мэри. Мы с Джорди вышли на улицы Феллинга. Джорди шумно выдохнул от облегчения.

— Курнуть надо, — говорит.

Мы плюхнулись на скамейку на Уотермил-лейн, выкурили «Сеньор-сервис», потаращились на «Лебедя».

— И чего там было в сарае? — спрашивает Джорди.

Я посмотрел на него:

— Да ничего.

Он на меня тоже смотрит:

— Чего это с тобой?

— Ничего.

Он все смотрит.

— Да правда ничего! — говорю.

Он пожал плечами, затянулся:

— Ну ладно.

А глаз так и не отвел.

18

Всю неделю глиняные младенцы копошились и хныкали в моих снах. Дьяволята с кургузыми крылышками квохтали, кудахтали, вспархивали. Я сказал себе: я не прав. Наверняка. Стивен правду сказал: я обманулся. Все это — иллюзия. Я вспомнил о том, что нас сотворил Господь. Может, художники тоже подобны Богу, в каждом из них — частица Бога. Я подумал: один ли Бог способен вдохнуть жизнь в мир, способен к сотворению? Все вспоминал голос Стивена: «Оживи. Шевельнись». И все вспоминал то странное, что видел своими глазами.

На той неделе Трёп принес на свой урок несколько мешков глины. Я взял кусок и попытался из него что-то слепить. Глина была холодная, шершавая. Она отказывалась принимать красивую форму, которую я хотел ей придать. В руках моих возникали непонятные, безмозглые уродские штуковины. Я посмотрел на полку, где стояли красивые апостолы Стивена. Вижу — Джорди быстренько скручивает руки да ноги, приделывает глаза на стебельках, прорисовывает чешую, когти. Вижу, у него получается отвратительная многоножка. Трёп поднял ее повыше, показал классу. Какая смелая, восхитительная работа, говорит. Создание, всплывшее из самых глубин тьмы, самый-самый настоящий монстр.

И как засмеется:

— Кстати, многие считают, что художник в своих произведениях придает внешнюю форму собственной внутренней сущности, — говорит.

Поднес монстра к лицу Джорди и ахнул от ужаса: ну до чего похожи! Я заметил, что Мария смотрит на меня. Она подняла кусок глины, наполовину ставший лошадью, и изобразила, как та скачет перед ней по воздуху. Улыбнулась мне. Я поднял руку:

— Сэр.

— Да, Дейви?

Я попытался сформулировать вопрос:

— А вы правда думаете, что художник — почти как Бог?

— А!

Трёп откинул назад волосы. Подергал свою бороденку, задумался. А потом вдруг потянулся к полке у себя над головой и достал пыльную Библию.

— «И создал Господь Бог человека из праха земного, — прочитал, — и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою».

Закрыл книгу. Прошелся вправо-влево по кафедре, обхватив рукой подбородок.

— Мы действительно подражаем ему до определенной степени…

Некоторые в это время швырялись глиной. А Трёп даже не заметил — или сделал вид, что не заметил, — когда кусочек едва не попал ему в голову и шмякнулся о доску.

— Но можно ли сравнивать человеческое творчество и божественное сотворение? — спросил он. — Этот вопрос увлек многих на темный и даже губительный путь. Как бы ответили на этот вопрос наши священники? Были времена, когда к их ответам присовокуплялись кипящее масло, тиски для дробления костей и дыбы. — Он улыбнулся монстру, созданному Джорди. — Нет, Дейви, — сказал он, обращаясь ко всем, — мне кажется, что художник — обычный человек, человек, наделенный удивительным мастерством, которое, возможно, и даровано ему Богом, но все же остается… человеческим. — Осторожно поставил монстра обратно на парту Джорди. — Мы в отличие от Бога не в силах создать душу. В отличие от Бога мы не в силах создать жизнь. И тем не менее кто в состоянии ответить, где предел нашей способности к творению?

Пока Трёп говорил, Джорди лапал и теребил свой кусок глины. Дунул монстру в страшенную пасть. Поднял его повыше, покачал на ладони, рычит:

— Привет, Дейви. Сейчас я тебя съем.

Мария водила своей лошадкой по парте, будто та скачет. И все время улыбалась мне.

Когда Трёп наконец заткнулся, Джорди толкнул меня в бок, довольный до смерти:

— В жизни не догадаешься, что я сделал.

— Ну наверняка, — говорю. — В жизни не догадаюсь.

— Я назначил Черепу встречу.

— Шутишь!

— Вот и нет. Повидался со Скиннером. Мы обо всем договорились. Вечером во вторник. Будет перемирие.

— Как так — встречу? После…

— Я ему сказал, что Стивен Роуз — чокнутый придурок. Сказал, что у него мать в дурдоме и все такое. Даже сказал, что, хотя он и католик и живет в Феллинге, мы с ним не водимся.

— А мы не водимся?

— Понятное дело. Я сказал, что сам бы его вздул, если бы не святой отец.

— Так у нас встреча с этим, на хрен…

— Да знаю, но Скиннер сказал, что на самом деле не такая уж он сволочь. Говорит, в душе он добрый.

Я посмотрел на Джорди. Он ухмыльнулся:

— В каждом есть что-то хорошее, дружище. Помню, ты и сам что-то такое говорил.

Мне ответить нечего.