Читать книгу "Дочери Рима - Кейт Куинн"

Знакомый или нет, но сенатор пришел в сопровождении пары преторианцев. Корнелия тоже их заметила, и ее лицо моментально стало похоже на каменную маску.

Вот как, размышляла Марцелла. Неужели у Пизона появился соперник? Быть может, восхождение ее деверя к вершинам императорской власти не такая уж бесспорная вещь, как полагают многие?

— Дорогая Лоллия! — Отон остановился перед ними, и в глазах его промелькнуло удивление. — Давно тебя не видел. Ты снова замужем? Поздравляю, сенатор Виний, — обратился он к стоявшему в другом конце ложи престарелому сенатору. — Ты выбрал в жены самую очаровательную женщину нашего великого города. А ты, Лоллия, стала женой самого мудрого государственного мужа Рима.

Польщенный Виний расправил плечи, и как будто сделался выше ростом. Отон снова улыбнулся, и Марцелла отметила про себя, что по ложе пробежал шепот. На лице Пизона появилась растерянность.

— Ну, давайте же! — с громким криком вскочила с места Диана: это внизу, под трибуной, мимо их ложи промчались колесницы «красных».

Удивленный взгляд Отона переместился на нее.

— Среди нас, похоже, есть юная дева, которая очень любит гонки колесниц. — Окружавшая Отона компания захихикала. Как некогда и Нерона, щеголеватого сенатора сопровождала целая свита, прелестные женщины и холеные щеголеватые мужчины. Все молодые, все красивые, все смешливые. Отон чувствовал себя в ложе Корнелиев, как у себя дома.

— А, так это юная Корнелия Кварта, от любви к которой сходит с ума половина моих друзей! Я слышал, что тебя называют Дианой? Удивительно подходящее имя…

— Тише! — нетерпеливо осадила его Диана, перегнувшись через перила, и вместе с многотысячной толпой зрителей криком приветствовала участников гонок. Занавес, закрывавший ворота, упал, и двадцать восемь лошадей, яростно раздувая ноздри и раскачивая разноцветными плюмажами, бросились вперед по посыпанной песком дорожке. И только император Гальба, сгорбившись, сидел в своей ложе и просматривал свитки со счетами, всем своим видом демонстрируя полное равнодушие к происходящему. Плебс же, вскочив со своих мест, яростными криками подбадривал участников забега. Когда колесницы на сумасшедшей скорости совершали очередной крутой поворот, люди размахивали пестрыми флажками и сжимали в руках талисманы. Даже Марцелла была вынуждена признать, что зрелище впечатляло. Где еще можно увидеть двести пятьдесят тысяч человек, одновременно впадающих в истинное безумие? Разве что на войне…

— Подхлестни их! — крикнула Диана, когда первый колесничий «красных», преодолев очередной поворот, вышел на четвертый круг. — Слышишь, подхлестни! Ну, давай!

— Прошу тебя извинить мою кузину, сенатор. — Это к ним, с безмятежной улыбкой на лице, приблизилась Корнелия, но Марцелла хорошо знала сестру и потому, когда та бросила взгляд на преторианцев Отона, прочла затаившуюся в глубине ее глаз тревогу. — Диана готова отдать жизнь за «красных», и что бы мы ни говорили, нам никак не удается утихомирить ее.

— Не надо ее утихомиривать, — ответил Отон. — Ваша Диана — большой оригинал, а я люблю оригиналов. Ведь ты тоже большой оригинал, госпожа. — С этими словами он пожал руку Корнелии, по всей видимости, гораздо сердечнее, чем следовало бы, потому что Корнелия тотчас поспешила убрать ее за спину.

— Достопочтенная Статилла, как я рада видеть тебя! — поспешила она перейти к свите Отона, состоявшей из молодых женщин, преторов и трибунов, которых почти всех знала по именам.

Пизон, до этого неловко переминавшийся с ноги на ногу где-то сзади, взял жену под руку и последовал за ней. Корнелия взялась представлять мужа гостям, что не замедлило вызвать неудовольствие у Отона. Он тотчас надулся, особенно когда увидел сопровождавших Пизона преторианцев, которые по первому же знаку Корнелии бросились к ней, как преданные рабы.

— Жаль, что Корнелия не может быть императором, — задумчиво проговорила Марцелла, ни к кому особенно не обращаясь, однако ее слова не ускользнули от слуха Отона.

— Верно, госпожа, — произнес он и, поклонившись, внимательно заглянул ей в глаза. — Корнелия Секунда, если я не ошибаюсь? Кажется, я тебя знаю.

— Нас никогда официально не представляли друг другу, сенатор, — холодно ответила Марцелла.

— Не представляли, но я помню, что император Нерон лестно отзывался о твоей красоте. Я не удивлен тому, что он был абсолютно прав в подобном суждении.

Неожиданно в ложе раздался истошный вопль Дианы — это «синие» вырвались вперед в четвертом круге.

— Я умру, если они выиграют! — прошептала она, не сводя глаз с фонтанчиков песка, взметаемых лошадиными копытами. — Я умру!.. — Возле Дианы собралась добрая половина сопровождавших Отона трибунов, которые вскоре присоединились к ее горестным выкрикам. Однако слух Марцеллы как будто поставил преграду этому шуму.

— Я не хочу обсуждать тот вечер, сенатор, — наконец произнесла она. — Что было, то было.

— Тогда скажу вот что: ты мужественная женщина и достойна моего восхищения.

Марцелла отпила из кубка, не чувствуя, однако, вкуса вина. Ей довольно часто доводилось видеть бывшего императора с расстояния: надев на крашеные волосы золотой венок, он приветственно махал рукой плебсу, читал свои стихи придворным, что-то шептал на ухо красивым женщинам, которые имели счастье не быть его страдалицами женами. Но близко? В ту теплую весеннюю ночь на званом ужине в доме Лоллии она видела румяного мужчину с приятными чертами лица и блестящими глазами, придававшими ему вид больного лихорадкой.

В этот момент, возвращая ее к действительности, ей в уши ворвался громкий стук колес — как оказалось, это одна из упряжек «зеленых» преодолела крутой поворот, и Марцелла растерянно заморгала. Даже Пизон, который нашел в глубине ложи какого-то важного собеседника, поспешил обернуться. Лошади понесли, потащив за собой свалившегося с колесницы возничего, крепко привязанного к ней вожжами. На помощь несчастному тотчас бросились обслуживавшие арену рабы. Нужно было как можно скорее убрать обломки разбитой колесницы. Колесничему наконец удалось обрезать постромки и освободиться от обезумевших лошадей. Окровавленный и оборванный, он лежал на песке. Лошади же, ощутив свободу, еще быстрее устремились вперед. Рабы поспешно подхватили возницу на руки и понесли прочь с арены.

— Отлично, — облегченно вздохнула Диана. — Если бы его переехали «красные», они увязли бы колесами в его кишках и потеряли скорость.

— Маленькая дикарка, — проговорила Марцелла, все еще чувствуя на себе взгляд Отона, и покрутила в руке ножку золотого кубка.

— Я должен перед тобой извиниться, — неожиданно произнес тот. — Жаль, что в ту ночь я так ничего и не сказал.

— По крайней мере ты удержался от смеха, — поймала себя на признании Марцелла. Большинство гостей тогда рассмеялись, точнее, захихикали, когда Нерон, посмотрев на нее, бесцеремонно заявил своим высоким, едва ли не женским голосом: Завтра ты будешь обедать со мной одна. Марцелла, стряхнув с себя задумчивость, испуганно подняла на него глаза, и высокомерные гости Нерона нашли это чрезвычайно забавным. Очередная императорская прихоть. Прихоти Нерона были известны всем: даже когда пылал объятый огнем сенат, никто не осмелился произнести ни слова. Император-поэт привык добиваться всего, что только приходило в его безумную голову. И неважно, что это было, — кубок вина, роскошный дворец или красивая дочь полководца.