Читать книгу "Дорогой Никто. Настоящий дневник Мэри Роуз - Джиллиан Маккейн"

Вокруг все кричали. Когда я открыла глаза, меня везли в реанимацию. Помню, медсестры ловко сняли мою одежду, и меня обступили сразу несколько человек, как в сериале «Скорая помощь».

Дальше я помню отрывками: как вошла и заплакала мать, как пищали приборы, как меня отпускало – или возвращало на землю, назови как хочется… Мать сказала, дед приехал аж из Нью-Джерси, когда врачи сообщили, что у меня мало шансов. Я этого не помню.

Затем меня погрузили в «Скорую» и отправили в другую больницу. Я плохо помню, как ехала «Скорая». В другой больнице я снова начала засыпать, но проснулась, когда пронзительно запищал какой-то прибор. Вбежала медсестра. Снова началось удушье. На меня нацепили кислородную маску и кардиомонитор, которые я упорно пыталась сорвать. В конце концов я заснула.

На следующий день я все еще находилась под кайфом – зрачки были как точки, но в конце концов меня отпустило (к сожалению), и в больнице сказали, что обязаны отправить меня в специализированную клинику по месту жительства из-за медицинской страховки. Конечно, я яростно протестовала, но мне еще нет восемнадцати, и они пригрозили, что заставят через суд. Пришлось подчиниться.

Угадай, где я в результате оказалась? В ФОНДЕ «КЬЮРОН»! Снова!

Нет, ну вот я попала? Как здесь ФИГОВО! Я пробуду здесь две недели – это у них называется «стабилизировать состояние».

Мне в «Кьюроне» и раньше не нравилось, но теперь тут просто концлагерь! Персонал поменялся, правила ужесточили. Запретили отдых с парнями и перекуры – приходится ходить курить в другой конец здания. Но и это еще не все: в прошлый раз тут были интересные ребята, а в этот – законченные лузеры. Среди мальчишек вообще ни одного приличного (есть, правда, красавчик, но очень самодовольный). Но нам на них в любом случае не дают смотреть. Кроме меня, здесь за тяжелые наркотики только одна девчонка. ТОЛЬКО ОДНА!!! Остальные – богатенькие стервы из частных школ, которые напились или пару раз покурили травку, а мамочка с папочкой их застукали и отправили в реабилитационную клинику. Можешь представить, НАСКОЛЬКО я одинока.

Я знаю, ты поймешь, каково и без герыча, и без друзей – здесь все такие отстойные!

Сволочная медсестра Дженис посадила меня сегодня на три часа под замок – якобы я разговаривала во время лекции. С кем, ЧЕРТ, здесь разговаривать? Я абсолютно одинока, живу как не среди людей, а рядом с зазнайками из старших классов, которые вечно обзывали меня уродкой и смотрели свысока.

Иногда людская жестокость настолько шокирует, что я начинаю думать – может, дело во мне? У меня паранойя – некоторое время назад я пережила неудачный трип, и с тех пор то ли паранойя во мне угнездилась, то ли я просто реалистично смотрю на вещи.

Готова спорить, во мне говорит реалист.

А мелкие сучки могут поспорить на свою шаблонную жизнь, что, если будут и дальше меня доставать, я устрою им нечто «реальное».

Черт, слушай, тут по ночам все спят, прикинь (кроме меня)! Меня здесь все бесит, мне одиноко. Никто меня не понимает. ЧЕРТ БЫ ВСЕ ПОБРАЛ! Вот бы нам поговорить по телефону! Но я не могу позвонить даже матери. Ладно, пора сворачиваться – свет выключают. Я пишу в туалете, сидя на полу. Вот такая хрень.

Пожалуйста, не забывай обо мне. Я буду любить тебя вечно.

Целую,

Мэри Роуз.

P. S. Вот бы и тебя сюда!

(Шучу. Почти.)

* * *

Дорогой Никто!

Хочу домой. Здесь меня все достало. Ну, пусть не домой, только чтобы не в клинике. Я тут уже неделю. Семь дней без героина.

Ненавижу здешний душ. Жесткие, как наждак, полотенца сдирают кожу. Сегодня я занималась уборкой, и мне разрешили принять душ. Вытираясь, я задрала ногу на металлическую вешалку для полотенец. Вешалка немного подалась, и я увидела, что ослабшие шурупы уже прочертили царапины на стене. Кто-то сюда уже ставил ногу. Кто-то в «Кьюроне» такой же, как я.

Вытирая ногу, я разглядывала синяки. Я вся в синяках. Не знаю, откуда они взялись, кроме разве что нескольких на руках. Я клялась себе, что никогда не начну ширяться, но в глубине души сознавала, что лгу. Я очень хорошо научилась лгать.

И вот я стою, голая и мокрая, в ванной без зеркала в лечебнице для наркозависимых. Не то чтобы мне нужно зеркало – я и так знаю, что безобразна, но я не всегда была такой страшной.

Грязь под ногтями черная, как уголь, и такая густая, будто ногти за нее держатся, а не она за ногти. Ладони разодраны до мяса – видимо, я выворачивала камни из земли. Кости под кожей запястья похожи на маленькие струны, а пальцы как марионетки, танцующие на концах этих струн. Ссадины на локтях и коленях кажутся крохотными грязными улицами, замаскированными под раны. А вдруг на моем теле существует целый мир, а короста – его улицы!

Интересно, а на моих улицах продают наркотики?

Финиксвилл, Пенсильвания

Осень 1997 г.

Дорогой Никто!

Я некоторое время не вела дневник – с августа, когда снова загремела в клинику на две недели с героиновым передозом. Когда я вышла, Джефф и Вики меня отыскали. Классно! Я здорово удивилась. Джефф крутой, Вики его лучшая подруга, а теперь и моя лучшая подруга тоже. Сейчас уже октябрь. Мы ходим вместе с самого августа и уже много раз побывали на тусовках и всяких пьянках.

* * *

Дорогой Никто!

Вчера я зверски НАПИЛАСЬ, думая, что какое-то время придется воздерживаться от наркотиков: сегодня начало моей шестинедельной амбулаторной реабилитации в Вайомиссинге. Я пришла, но оказалось, все это хрень собачья. Программа реабилитации предназначена для детей моего возраста, но больше никто не записался, в подростковой группе я одна. Типа я такая единственная и неповторимая среди моих сверстников?

Не верю.

Я не против сессий и прочего дерьма, но этот центр просто ТУПОЕ заведение. Неудивительно, что хожу я одна. Неплохо бы и другим походить, как указано в программе.

Я тусуюсь с Джеффом и Вики, но их интересует только словить кайф. Я не то чтобы против (я и слова против не скажу), но занятия в школе начались еще в прошлом месяце.

ЧЕРТ БЫ ВСЕ ПОБРАЛ!

* * *

Дорогой Никто!

Джефф теперь мне вроде бойфренд. Когда напьется, рассказывает, как много обо мне думает. Когда трезвый, вообще со мной не говорит. Кажется, я ему реально нравлюсь.

Он уехал на несколько дней, и я гадаю, что он ко мне чувствует. Говорят, в разлуке любовь растет. А я так скажу: с глаз долой, из сердца вон. Он не объявлялся с прошлой недели и ухом не ведет. По телефону он разговаривать не любит и обрывает разговор, если я на него сердита. Но я не возражаю.

Он мне ОЧЕНЬ нравится.

Да, и еще он девственник.

Мне не терпится его объездить!