Читать книгу "Это Вам для брошюры, господин Бахманн! - Карл-Йоганн Вальгрен"

Как только пробьет два часа, добавил я, города тоже кончают жизнь самоубийством, они выглядят так, как будто здесь только что взорвалась нейтронная бомба или выпали смертельные радиоактивные осадки, в этот час ноль на улице становится так пусто и так страшно, что хочется заплакать или повеситься прямо тут, на этой же площади, на фонаре, – совершенная пустыня, ни единого человека, если не считать тех, кто уже без сознания валяется в канаве… Вы можете, если захотите, проделать эксперимент, Бахманн, последуйте за одним из такси, покидающих вымерший центр, выбирайте кого угодно, мужчину или женщину, они ничем не отличаются, их сознание на уровне ящерицы, они подчиняются исключительно бессмысленным и хаотическим импульсам своего рептильного мозга, последуйте за ними, Бахманн, и посмотрите, куда они направляются, – и вы увидите, что я прав в своих догадках: они почти никогда не едут домой, чтобы проспаться, нет, в противоречие всем медицинским законам они едут туда, где начинали вечер, в ту же квартиру, и пытаются привести в чувство оставленные ими полутрупы, вливая в них теплую водку, и свинство продолжается, вернее, начинается с новой силой, достаются заначки, опять начинаются попытки совокупления, драки, блев дуэтом… это такой кошмар, Бахманн, которому невозможно найти равных на планете.

Описанный мной сценарий, добавил я, разыгрывается, особенно в сельских районах, от пятницы к пятнице, от года к году, пока они не достигают сорокалетнего возраста, это статистически доказано, а потом, написал я Бахманну, удивляясь самому себе, насколько глубоко знаю проблему, ведь раньше-то я ее не касался! – потом, Бахманн, их дремучее пьянство становится более рациональным: они вообще перестают выезжать в центр, остаются пьянствовать в квартирах, что никак не уменьшает количество эксцессов, наоборот, они совершенно озверевают, Бахманн, рептильный мозг окончательно берет верх, и при этом еще экономят деньги, если вспомнить о ресторанных ценах на спиртное.

Но эта национальная традиция, не менее важная, чем празднование Рождества или Иванова дня, удивительным образом касается только выходных дней. В конце недели вся страна находится в состоянии комы. А в понедельник те, кто несколько часов назад самозабвенно совершал этот смертельно опасный алкогольный ритуал, испытывают глубочайший и абсолютно иррациональный комплекс вины, это совершенно необъяснимо, Бахманн! В будни они не пьют ни капли, они не пьют вина за обедом, не позволяют себе даже рюмочку бенедиктина или бехеровки, что, как известно, полезно для здоровья, ни в коем случае! – если, конечно, не находятся в соседствующей с ними на юго-западе стране. Ни в коем случае! Будни посвящены работе и борьбе с комплексом стыда за субботнее свинство, они работают, как рабы на галерах, до изнеможения, они обливаются потом, пытаясь избавиться от чувства вины, замолить совершенный смертный грех… На этих широтах нет даже такого понятия, как качество жизни! – написал я Бахманну, поставив при этом восклицательный знак, нет никакой золотой середины: они либо в коме, либо патологически трезвы, это ненормально! Они не живут ни в будни, ни в выходные. В будни человек не что иное, как рабочая лошадь, а по выходным – ходячая (и то не всегда) винокурня. Может ли этот народ вообще называться людьми? – мне кажется, это какая-то побочная ветвь эволюции, что-то между обезьяной и гоминоидом, это существа, растянувшиеся в шпагате между человеком и животным, и не обманывайтесь тем, что они носят одежду, предупредил я Бахманна.

Среди ваших соотечественников, я уже это подчеркивал, царит невероятно наивное представление о жизни на тех широтах, впрочем, оно и понятно, поскольку то, что творится там, на тех самых градусах северной широты, лежит за пределами даже самого воспаленного воображения любого общественного существа, усвоившего хотя бы основные привычки цивилизации, так я и написал Бахманну. Для меня принадлежность к этому народу – источник постоянной и неизбывной муки, мой паспорт, характерный цвет глаз, язык… вернее, пародия на язык. Вы даже не догадываетесь, Бахманн, сколько раз спрашивал я самого себя в отчаянии – что за грехи совершил я в прежней жизни, чтобы в конце концов вынырнуть из небытия в виде побега на этом самом, по-видимому, бездушном и бесплодном стволе; наверняка преступления мои были чудовищны, иначе наказание не было бы таким суровым – думаю, что одного убийства недостаточно, наверняка я укокошил целую кучу людей. Мало этого, и вам тоже захотелось посыпать соль на рану, теперь я еще вынужден отвечать на вопросы, причем мои ответы должны послужить основой для какой-то странной брошюры об этой стране – и я, к собственному изумлению, отвечаю на эти вопросы! отвечаю, движимый непонятной мне силой, необъяснимым приступом мазохизма… скорее всего, я схожу с ума.

Эти последние строки возбудили меня до того, что я встал из-за стола и направился к комоду, где хранится моя пишущая машинка. Я поставил ее на стол, отложил исписанные от руки страницы – не меньше, я думаю, сорока! – и заправил чистый лист бумаги. На этом листе, сначала осторожно, словно бы не решаясь поверить в неслыханное, словно бы опасаясь, что неосторожное движение может все испортить… чуть ли не одним пальцем продолжил я свой ответ Бахманну.

Помимо вечного вопроса о частых самоубийствах, продолжил я, обескураженный неслыханным событием: впервые за два года я прикоснулся к пишущей машинке! – помимо вопроса о самоубийствах и алкоголизме, ваши соотечественники чаще всего спрашивают про убийство премьер-министра.

Должен сразу подчеркнуть, что у меня нет никакого более или менее обоснованного мнения по поводу этого премьер-министра, равно как и о прочих министрах, президентах и политиках. Политика есть не что иное, как спектакль для безмозглой черни, но зато у меня есть мнение по поводу государства, которое эти политики представляют, у меня есть мнение по поводу и самого государства, и его учреждений, таких, например, как полиция и прокуратура… и должен признаться, что не в силах словами описать проявленную так называемой полицией и так называемой прокуратурой образцовую некомпетентность при расследовании этого убийства! То есть эту некомпетентность даже и сравнить не с чем, написал я на машинке, дрожа всем телом от самой мысли, что сижу и пишу на машинке. Никогда еще на тех градусах северной широты не проявлялся так безжалостно ярко абсолютный дилетантизм, абсолютное презрение к логическому мышлению; они опозорились и перед историей, и перед общественностью со своими жалкими попытками раскрыть это преступление, написал я Бахманну, они ввергли в неслыханный позор весь полицейский корпус. Вы думаете, я преувеличиваю? Ни капли! Все, что я пишу об убийстве премьер-министра, вовсе не преувеличение, наоборот, это скорее преуменьшение, причем преуменьшение совершенно естественное, поскольку в природе не существует такого языкового уровня, ни один язык не может так низко пасть, чтобы описать эту неуклюжесть, это дилетантство, этот идиотизм, это полное отсутствие сообразительности и логики, эту бесчувственность и тупость, проявленные при расследовании убийства премьер-министра… такого языкового уровня нет, этот семиотический слой мне не известен, заверяю вас, Бахманн. Так я и написал Бахманну – этот слой мне не известен.

Давайте раз и навсегда расставим все точки над i, продолжил я, если вы все еще здесь, Бахманн, если вы все еще испытываете какой-то интерес к моим ответам… впрочем, не забывайте, что это не моя идея, это вы с вашей нелепой брошюрой выпустили джинна из бутылки, это с вашей подачи я пишу все это… итак, давайте расставим точки над i, давайте хотя бы начнем с этого субъекта, главного полицеймейстера в главном городе страны, который в надежде выслужиться и иметь успех среди таких же приматов, как и он, только женского пола, нагло отхватил себе роль главы следственной комиссии, начнем с него, с этого субъекта… что про него сказать? – мягко говоря, полный чурбан, надутая полуобезьяна, не будем употреблять сильных выражений… Известие об убийстве застало его в деревенской гостинице, где он находился в какой-то крайне подозрительной компании и, скорее всего, с крайне подозрительной целью, и что же он предпринимает, Бахманн? А вот что: он слышит об убийстве, и его мгновенно осеняет, кто убийца! Это правда, Бахманн – его посетило озарение! Можете себе представить? Его посещает озарение, и в этом озарении он внезапно понимает, что в преступлении замешаны курды. У меня просто нет слов! У меня нет слов, чтобы описать полицейский фарс, разыгравшийся немедленно после того, как этот полушимпанзе в своем озарении увидел курдов, убивающих премьер-министра… позвольте мне поправиться, Бахманн, – это был не фарс, скорее трагикомедия. Этот субъект собрался срежиссировать и, более того, поставить самый трагикомический медиаспектакль столетия, причем надо признать, что ему и в самом деле удалось побить все рекорды в этой непревзойденной по части трагикомических медиаспектаклей стране. С совершенно зашоренным зрением, что так характерно для душевнобольных в терминальной стадии, он руководил этим следствием, и по всей стране начались преследования ни в чем не повинных курдов, сочинялись фантастические истории в духе Сервантеса, осмотр места преступления был проведен на уровне даже не детсадовском, а ясельном, но даже и это комплимент: они искали гильзы и патроны непревзойденно дурацкими методами, они не поставили даже оцепления, потому что это якобы помешает движению(!). Они даже не установили контроль за аэропортами и вокзалами: движение на выезде было совершенно свободным, убийца мог покинуть страну на танке, и никто бы не заметил; зато они проводили пресс-конференцию за пресс-конференцией, поскольку наш полицеймейстер считал это важным для своей будущей карьеры в Интерполе. На этих пресс-конференциях он выражался, как пастор в какой-нибудь секте или пророк-пустынник, туманно и патетически, – тут были на всю катушку и «свет в конце туннеля», и «пылающий огонь надежды»; мне хотелось плакать, написал я, и я бы заплакал, если бы не брезгливость – а брезгливость и отвращение испытывал каждый мыслящий индивид в этой ледяной пустыне, где мыслящих индивидов так катастрофически не хватает; брезгливость, отвращение и ярость – где же пределы дилетантства? Фантомные портреты создавались на основании показаний алкоголиков, невинных людей хватали чуть ли не в постели и тащили на допрос, дело все больше запутывалось, никакого плана следствия не было, любой ребенок, ей-богу, даже любая собака с минимальной полицейской дрессурой справилась бы лучше.