Читать книгу "Скелет бога - Георгий Зотов"

Глава 7

Обер-чаепитие
(дворецъ-особнякъ дворянъ Боголюбскихъ, Москва)

Глава государственного телевидения Святополк Боголюбский (по прошлому паспорту саксонец Леопольд фон Браун) посторонился, впуская в сени министра славянской культуры Евпатия Медовухина, в прошлой жизни Бернгарда Штюрмера. Троекратно поцеловавшись с гостем, он кликнул слугу, одетого в вышитую рубаху, ситцевые штаны и лапти, молвив просвещённое слово:

– Ох ты гой еси, ты лакеюшка, ты возьми-ка, орёл чернобровый мой, во свои рученьки во могучие рухлядь мягкую князя милостивого свет Медовухина, басурманами плащом прозываемую. Поклонюсь тебе в ножки белые, лобызну тебя в очи ясные.

Камердинер, не выказав удивления, с поклоном принял одежду.

– Лео, ты случайно не заболел после тяжёлой работы? – на чистом диалекте «заксен» шепнул Евпатий. – Что за древнерусский язык? Я даже половину не понял.

– Bruder, alles in ordnung,[11]– тихо ответил Святополк. – Просто ты ж сам понимаешь – время такое, нам нужно показывать себя патриотами, для этого ты сюда и пришёл. А общение на подобном наречии с прислугой – поверь, отличнейшая практика.

С тех пор как после присоединения Гельсингфорса к империи государь специальным указом обязал чиновников упрочить духовные скрепы и возродить культурные традиции России, в моду вошли, выражаясь на сленге приехавших в Москву вместе с государем дрезденских баронов, «обер-чаепития». Высшие сановники империи собирались в спешно отделанных с помощью персидских гастарбайтеров теремах «руссиш стиль» и всячески показывали свою любовь к России.

Леопольд и Бернгард вальяжно прошли в гостиную.

С полатей к ним навстречу поднялись куратор прессы императорского двора Сидор Вкусноколбасцев (барон Альфред фон Шмектвурст) и министр финансов Пантелеймон Рюрикович (Генрих Граф-Людинксгаузен). Славяне облобызались и закрестились на икону святого Владимира, перед которой хозяин загодя зажёг ароматную лампадку.

– Попрошу, бояре, отвечерять чем Бог послал, – сказал хлебосольный Святополк.

Гости чинно расселись за деревянным столом, покрытым белой скатертью с синими петушками: посередине испускал пар самовар чистого серебра из бутика «Тиффани», радовала глаз икра в хрустальной вазочке, нарочито небрежной грудой лежали баранки. Лакеи, радушно улыбаясь, расставили перед гостями фарфоровые тарелки с дымящимися щами, аккуратно положив рядом приборы – сплетённые вручную лапотки от Версаче.

Подавая друзьям пример, Святополк ловко зачерпнул лаптем щи. Ему это было не впервой, и он влёгкую справился с поставленной задачей – сказывался многолетний опыт. Остальным добрым молодцам так не повезло. У Пантелеймона горячая жидкость сразу пролилась на кафтан, отчаянно зашипев жиром, Сидор уронил прибор в гущу, а Евпатий тщетно пытался выковырять кусок картошки, застрявший среди хитроумных сплетений дизайнерского лаптя. Впрочем, довольно скоро гости научились есть правильно – главное было набрать полный лапоть щей, побыстрее выпить содержимое, пока оно не вытекло (при этом постараться не обжечься), и тут же опрокинуть пустую ёмкость в рот, не упуская мясо и варёную капусту. Священнодейство довершалось двузубой вилочкой для очистки мыска лаптя, далее следовало зачёрпывать им щи вновь. Не сказать, чтобы процедура в принципе была так уж сложна, но для новичков всё-таки изрядно утомительна. Следует отдать должное дрезденским баронам – они очень старались, доказательство патриотизма делом ценилось при дворе. Справедливости ради отметим: прозападная оппозиция на private parties графа Арсения Карнавального столь же показательно вкушала санкционных устриц, и там, к стыду сказать, случалось всякое – включая скольжение барышень на деликатесе и падение кверху лапками, улетание раковин в сторону и поспешное запивание устричной плоти водкой; однако ж ели, нахваливая, ибо тем самым противодействовали отвратной политике царизма.

Вслед за Святополком тарелку очистил Пантелеймон и, вплотную приблизив губы к уху хозяина дома, шепнул по-немецки:

– Слушай, старик… у тебя скатерть цветов финского флага… не донёс бы кто…

– Ох ты гой еси, детинушка… – пролепетал фон Браунна старославянском, и сразу же перешёл на диалект «заксен». – Спасибо, прямо сейчас лакеям скажу, чтоб убрали.

Баранки вкушали уже на новой красной скатерти, слуг отослали в людскую, чтобы поговорить по-свойски. Под дружный хруст все пили чай с блюдец гжельского сервиза – разгрызая колотый сахар, как и положено истинно русским, вприкуску.

– Тяжело, братья, патриотизм проявлять, – пожаловался Сидор Вкусноколбасцев. – Столько сложностей в этой России, и не всегда понимаешь, чего они хотят. Вот, например, пословица – «семь раз умер, один раз отрежь». Что она значит? Про зомби, который погибает только с седьмого раза? В Саксонии, уважаемые гешафтен, куда как проще.

– Нет-нет, – поправил его патриот Евпатий Медовухин, написавший целый цикл популярных книг о русской культуре и читавший лекции о богатстве русского языка почти без акцента. – На самом деле «семь раз на отмели, один раз отрок». То есть следует так понимать – только долгая групповуха на берегу моря способна сделать тебя мужчиной. Ты лингвистику местную поизучай с моё – у тебя волосы дыбом встанут. Какой ещё народ в мире может сказать «надень шапку нахуй, а то уши замёрзнут»?

Патриоты в благоговейном ужасе закрестились на икону.

– Это далеко не всё, – продолжил Медовухин. – Даже мне до сих пор трудно разобраться в многозначительности определения слова «хули». В одном случае, как «хули нам», оно означает храбрость, в другом – агрессию, как «хули тебе надо?». И наконец, неопределённую грустную житейскую философию отрицания, вроде «хули толку».

– Согласен, – кивнул Леопольд фон Браун. – Быть настоящим русским патриотом, носителем духовных скреп чрезвычайно сложно. Со щами я на удивление быстро освоился, но вот с водкой, конечно, жесть полнейшая. Занюхивать рукавом и портянками, как советуют древние новгородские летописи, почти невозможно. Особенно в случае портянок – в продаже не нашёл, пришлось у подлеца Черрути заказывать. А он что с православных, что с лютеран три шкуры, сукин сын, снимет.

– Я мастер-класс по водке проходил, – грустно сознался Сидор Вкусноколбасцев. – У настоящего сэнсэя. Он две недели в сибирской тайге прожил, лама Тэнцзин Петрович Таши. Не помогло, со стакана валюсь. Да, так немцев и опознаю́т, но ничего не поделать. И закуски тут, откровенно говоря, странные. Например, винегрет. Зачем делать салат с мёртвыми овощами? Сплошные солёности, и всё в красном, как в крови. Страшно.

– Я сам не понимаю, – поддержал беседу Пантелеймон Рюрикович. – У них вообще в еде сплошное вампирство. Борщ опять же, выглядит, как обед Дракулы, если чеснок исключить. Мерзкий салат из свёклы. И эта постоянная любовь к солёному лососю…

– Лосося нельзя упоминать, – быстро вставил Святополк.

– А, я хотел сказать «рыбка», – моментально поправился Пантелеймон. – Но нормальному человеку, ступившему на стезю патриотизма, надо себя годами мучить, чтобы к такой пище привыкнуть. То ли дело славные пиво да сосиски с кислой капустой, ох ты гой еси.